у тебя какое звание, если не секрет? Я совершенно серьезно и тоже шепотом: полковник, но платят маловато, вот видишь, приходится подрабатывать халтурой, только никому не говори. Расходимся, Виталий уверен, что мы совершили выгодную сделку: удачно продали-купили государственную тайну. Через день: приветствую, господин полковник! - Здравия желаю, господин майор, а меня поздравь! - Ну да? - Вчера за публикацию в "Огоньке" представлен к генералу. - Прими поздравления, генерал! - Служу журналу!
Две "физии": лукавая и серьезная, и обе не знают, чья рожа придуривается, а чья в простодушной радости. Впрочем, я истину знаю, Коротич вряд ли будет ее знать и торговать ею, как иностранными презервативами: чужой тайной-лажей. Где-то скажет не без удовольствия: у меня в штате сотрудников "оттуда" человек... десять! Не лыком шиты. Я каждого в лицо знаю: раскусил. В качестве анекдота доложу читателю, что и Коротич посягнул на текст, желая поправить что-то пустяковое уже в гранках; я, конечно, не возразил, сделав скорбную физиономию, и заметил апропо: Виталий Алексеевич, вам придется звонить "им" в пресс-центр, вот телефончик. "Раскусивший" всех, звонить все же не решился, испытывая генетический страх перед гэбешниками и позабыв о новых временах с Горбачевым, идущим впереди со знаменем перестройки в руках.
Затем началось победное шествование повести по издательствам. Лидеры и сотрудники демократических журналов и газет вдруг, как зацепившись за что-то по дороге к публикации, вставали во фрунт: фантастика. Никогда прежде и никогда позже я не имел такой зеленой улицы, пока многочисленные редакторы публиковали "Профессию...". За шесть месяцев повесть вышла в восьми сборниках восьми издательств, отдельной книжечкой огоньковской библиотечки. Вскоре появилось, казалось бы, реальное предложение: делать сценарий. Режиссер (не буду называть фамилии, ни оправдаться он не может, ни обвинить кого-то не сумеет) имел неприятности: проявил инициативу с предложением и с идеей документально-художественного фильма. У нас как-то странно складывается судьба известных и справедливых крылатых выражений. "Инициатива наказуема", и ставят точку. Рано! Инициатива наказуема "исполнением": вот теперь - точка. Предложил мне писать сценарий, где-то получил денежный аванс, взбаламутил спонсоров, потом из-за чего-то скис. Я даже не знаю истинных причин ухода в тень энергичной личности. Лег на дно. Возможно, здоровье? После его смерти уже ничего не узнаю.
Исключение составляет лишь главный "Знамени" Григорий Бакланов, пробивший брешь в гэбешных службах и ставший воистину отцом моей повести.
* * *
Теперь перейду к конкретным примерам дезинформации, невольным автором которых был ваш покорный слуга. Начну с элементарного: в повести я написал, что Конон Молодый родился, вырос в Москве на Русаковской улице в доме 2/1, в 61-й квартире пятиэтажки - прямо напротив кинотеатра "Шторм". Между тем, в этой квартире того же дома жила моя семья: мама, папа, старший Толя и младшенький я, а Конон Трофимович никогда там не был. Об этом не только мне известно, но и "ведомству", я уж не говорю о родственниках моего героя. Дотошная и хитроумная проверка, устроенная "спецкомиссией", с треском провалилась: то ли и комиссии вообще не было, либо перед ней стояла прямо противоположная задача (что я и говорил выше), зато в бдительности родных разведчика я убедился сразу, как только вышел "Огонек". Первым прислала мне письмо (а не жалобу в ведомство!) родная сестра Конона - Наталья Трофимовна Молодая. Я немедленно позвонил по номеру, указанном в письме, и услышал мягкий интеллигентный голос, обладателем которого была женщина, первым делом сказавшая, что искренно благодарна мне за повесть и за все доброе, сказанное о брате. Конечно, "вкрались ошибочки": родился Конон и жил он не на Русаковской улице, а в Мертвом переулке, который потом был переименован в Островский. Вы еще написали, что его (и мои) родители были: мама - врач, отец - ученый. Нет, в этом нет ошибки: папа был химиком, а не "ученым". Я терпеливо выслушал, не перебивая, а когда кратко рассказал, что ни от кого я биографических сведений о Кононе официально не получал, даже от него самого не успел, а предположил, исходя из его манер и абриса героя, да еще "экземеновал" ведомство, Наталья Трофимовна, добрая душа, сразу все поняв, недоразумения "сняла" и мне все простила. Кстати, она еще поправила автора: годом рождения Конона я назвал в повести 1924-й, сделав примитивный подсчет; если в начале войны четырнадцатилетний Молодый (как я понял его) в качестве партизана попадает в руки абверовца (41-й минус 14) делает его рожденным в 1924; нет, поправляет меня сестра: Конон родился в 1922 году и попал к немцам в руки шестнадцатилетним. Досадная ошибка, но кто виноват (позвольте спросить), если я, не имея так называемого "допуска", был лишен права знакомиться с архивом госбезопасности, да еще в период тотальной секретности. Согласитесь со мной: то, что для родной сестры Молодыя казалось "досадной" ошибкой, то было на руку внешней разведке, и я даже не знаю кому еще: в какой сфере какого государства-ведомства - спецу ли в родной стране или в зарубежье, обывателю и там, и здесь? Вообще "блошками" (как неприятно мне говорить так об ошибках, имея в виду жизнь и судьбу легендарного человека), тем более что автор не намерен и никогда не желал случайно или специально заниматься дезинформацией кого-либо.
Не сомневаюсь в том, что читатель, прочитав мой "детектор правды" до самого конца и узнав все остальное, подумает про меня: автор, конечно, смелый человек или отменный фантазер, но зачем же до такой степени?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60