Так я экономлю по меньшей мере десять центов».
«Я сразу выпрыгиваю из постели. Шаркаю ногами, подпрыгиваю, встаю на цыпочки, танцую кекуок – делаю что угодно, только бы не наступить на вишни в шоколаде, рассыпанные по полу, как мины. Но на одну вишню я всегда наступаю. Ощущаю, как шоколад…»
«МНЕ НЕ СЛЫШНО. Я НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ!»
«Я говорю, что понимаю: мне нравится это ощущение».
«Я встаю и иду на цыпочках. Я боюсь разбудить гостей, которые остались у меня ночевать – еще так рано, и я ненавижу, когда я подскальзываюсь на вишне в шоколаде, потому что мне это напоминает, как будто на что-то намазываешь мед, а потом, о боже, нож остается грязным, и мед капает на ковер, ты знаешь, как мед всегда растекается. Лучше бы мед можно было выдавливать – как кетчуп в придорожном кафе».
«Я доползаю до ванной комнаты, потому что не могу шаркать ногами, прыгать, ходить на цыпочках и танцевать кекуок с вишней в шоколаде между пальцами ноги. Подхожу к раковине. Медленно выпрямляюсь и опираюсь руками о бортики».
«Я не так делаю, – сказала Б. – Я зажимаю вишню в шоколаде между пальцами ноги, а потом сажусь в позу йога и пытаюсь поднести ступню ко рту, чтобы слизать остатки вишни в шоколаде. Потом я прыгаю в ванную, чтобы еще больше не размазать все это по полу. Когда добираюсь до ванной, задираю ногу в раковину и мою ее».
«Я всегда уверен, что сейчас посмотрю в зеркало и ничего не увижу. Все меня называют зеркалом, а если зеркало посмотрит в зеркало, на что оно будет смотреть?»
«А я, когда смотрюсь в зеркало, знаю только, что я себя вижу не так, как другие видят меня». «Почему это, Б?»
«Потому что я смотрю на себя такую, какой хочу себя видеть. Делаю разные выражения лица только для себя. Не строю таких гримас, как при посторонних. Не кривлю рот, произнося: „Деньги?"»
«О нет, Б, пожалуйста, только не о деньгах». Б – богата, поэтому, конечно, у нее все мысли об одном.
Один критик назвал меня «Само ничто», и это совсем не укрепило меня в ощущении собственного существования. Потом я понял, что само по себе существование ничего не значит, и почувствовал себя лучше. Однако меня все еще преследует мысль о том, что я посмотрю в зеркало и никого не увижу, только пустоту.
«Меня преследует мысль, – сказала Б, – что я посмотрю в зеркало и скажу: „Я этому не верю". Как получается, что у меня такое паблисити? Как я могу быть одной из самых знаменитых людей в мире? Только посмотри на меня!»
«День за днем я смотрю в зеркало и все-таки что-то вижу – новый прыщ. Если прыщ в верхней части правой щеки прошел, новый появляется внизу левой щеки, на подбородке, рядом с ухом, на кончике носа, под волосками брови, прямо на переносице. Я думаю, это один и тот же прыщ, ко­торый просто передвигается с места на место». Я говорил правду. Если бы кто-нибудь спросил у меня: «Какая у тебя проблема?», мне бы пришлось ответить: «Кожа».
«Я макаю ватный тампон „Джонсон и Джонсон" в спиртовой лосьон „Джонсон и Джонсон" и протираю им прыщ.
Пахнет так хорошо. Так чисто. Так холодно. А пока спирт высыхает, я думаю ни о чем. Ведь ничто – это всегда модно. Всегда стильно. Ничто – совершенно, в конце концов, Б, это противоположность пустоты».
«Для меня практически невозможно думать ни о чем, – сказала Б. – Я не могу об этом думать, даже когда сплю. Вчера ночью мне приснился самый плохой сон в моей жизни. Самый страшный кошмар. Мне снилось, что я была на каком-то собрании, а у меня было заказано место в самолете, чтобы вернуться домой, но никто не хотел меня туда отвезти. Вместо этого меня все время отвозили в один и тот же дом на благотворительную выставку, где я должна была подниматься по лестнице, чтобы посмотреть картины. А впереди меня шел человек, который все время повторял: „Обернитесь! Вы еще этого не видели". Я отвечала: „Да, сэр!" Это была стена, закруглявшаяся вдоль винтовой лестницы, выкрашенная в желтый цвет снизу доверху, и он сказал: „Ну вот, это и есть картина". Я сказала: „А-а…" Потом я ушла с человеком в сером костюме с чемоданом в руках, который спустился, чтобы сунуть еще пятнадцать центов в счетчик парковки, но его машина оказалась не машиной, а диваном, так что я поняла, уж он-то меня никуда не отвезет. Тогда я по­пыталась остановить машину „скорой помощи". В конце концов мне пришлось вернуться на эту выставку. Другой человек потащил меня посмотреть картину и сказал: „Вы еще не все посмотрели". Я ответила: „Я все видела". Он сказал: „Но вы не видели, как человек внизу платит пятнадцать центов за парковку машины". Я сказала: „Ха, это не машина, а диван. Как я доеду до аэропорта на диване?" Он спросил: „Разве Вы не видели, как он вынимает из кармана черный блокнот и записывает туда пятнадцать центов? Он сказал, что это самое продолжительное мероприятие, на котором он когда-либо присутствовал. Это удержание налогов. Это и есть произведение искусства. Это его произведение – уплата пятнадцати центов за парковку дивана". Тогда я поняла, что у меня нет денег заплатить за забронированное место в самолете – я уже четыре раза делала заказ и отменяла его. Поэтому я пошла к сколоченному из досок домику рядом с пляжем и стала собирать ракушки. Я хотела проверить, смогу ли я забраться внутрь одной поломанной ракушки, и я попробовала, действительно попробовала. Мне удалось засунуть туда макушку и заколку, через дырочку. Прядь волос и заколку. Я вернулась на выставку и сказала: „Не могли бы вы приделать пропеллер к дивану этого человека, чтобы я добралась до аэропорта?"» У этой Б было что-то на уме. Иначе к чему бы ей приснился такой сон?
«Мне вчера ночью тоже приснился кошмар, – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10