Он хотел видеть во мне респектабельную спутницу, которую не стыдно представить друзьям или коллегам, но уж никак не взлохмаченную девицу, к тому же выглядящую моложе своих лет и потому сильно смахивающую на подростка. С тех пор как мы с ним расстались, я удачно сменила работу, но вместе с работой пришлось сменить и имидж. В моем гардеробе появились деловые костюмы, туфли на каблуках и прочие «приличные» вещи. Не удалось ничего сделать только с прической: мои сильно вьющиеся волосы всегда были до неприличия непослушными. Даже стрижка в дорогом салоне не помогала… Но в целом я выглядела куда более благополучно, чем два года назад. Андрей не мог этого не заметить.
Мне показалось, что он порывается что-то мне сообщить, его как будто распирала изнутри какая-то новость. Он заговорщически переглядывался с мистером Гиббонсом, они обменялись многозначительными похмыкиваниями, и наконец Андрей торжественно объявил:
– Вчера мы с Гиббонсом разрешили одну любопытную загадку, касающуюся моей родословной. Ты узнаешь об этом первая. Приглашаю тебя сегодня вечером поужинать с нами, за ужином я расскажу все в подробностях.
Ну разумеется, чего еще могла касаться важная новость, как не его драгоценной персоны! Не иначе, он выяснил, что приходится дальним родственником английской королеве и имеет некоторые права наследования на Виндзорский дворец. Тем не менее я любезна согласилась стать первым человеком, посвященным в тайну его происхождения. Мы договорились встретиться в холле в восемь часов, и я побежала к выходу. Автобус еще не уехал. Разумеется, все уже сидели на своих местах и ждали только меня. Пробормотав извинения – мол, так устала после вчерашнего перелета, да еще голова разболелась – я плюхнулась на сиденье и отправилась слушать доклады о новых чудодейственных лекарствах и перспективных рынках сбыта.
Вполуха я слушала скучнейшие рассуждения о том, что новую мазь нужно продавать в тюбике, а не в баночке, и обязательно в синей упаковке… Оказывается, именно это обеспечит препарату невероятный успех на рынке, в отличие от лекарства с такими же свойствами, но продающегося в баночке и в красной упаковке. Мне было как-то не по себе. Конечно, каждый младенец знает, что производство лекарств – это бизнес, причем весьма прибыльный. Больной человек и его родственники пожертвуют последнее, чтобы купить необходимое лекарство. Ничего не делается бесплатно, пора бы уже привыкнуть к этому, но какие-то несовременные мысли о том, что нельзя так откровенно зарабатывать на чужом несчастье, не отпускали меня. Так меня воспитали, внушили с детства ненужную по нынешним временам порядочность, и с этим уже ничего нельзя поделать. Моя нынешняя работа вызывала во мне угрызения совести. Я подумала, что с другим воспитанием мне жилось бы гораздо легче. Незаметно я погрузилась в свои мысли. Они были невеселыми – об Андрее, о моей жизни до замужества…
Мои родители и младший брат погибли в авокатастрофе, когда мне было девять лет. Они ехали на дачу к папиному приятелю. Приятель вел машину. Неожиданно на повороте отказало рулевое управление, машина вылетела на встречную полосу и врезалась в грузовик. Папин приятель чудом не пострадал. Отделался царапинами от разбившегося лобового стекла. А все пассажиры погибли. Этот человек приходил на похороны, пытался заговорить со мной. Я не могла на него смотреть, хотя и знала, что он не виноват в аварии.
Мир вокруг меня опустел. Я еще долго не могла поверить, что родители никогда не вернутся. А когда наконец поверила – стала мечтать о том, что когда-нибудь встречу такого человека, с которым мне захочется провести всю оставшуюся жизнь, воспитывать наших детей, заботиться о семье, приглашать в дом гостей… Я завидовала своим школьным подругам, у которых было много родственников, бабушек, дедушек, двоюродных тетушек, троюродных племянников. Мне казалось, что все большие семьи обязательно счастливы, и я не понимала, почему близкие родственники могут ссориться друг с другом из-за пустяков. Каждую ночь, ложась спать, я перебирала в памяти драгоценные воспоминания и думала: если бы только мои родители были живы…
После их гибели меня взял к себе дядя Сэм. На самом деле дядюшку звали Семен Ильич, но в семье его прозвали дядей Сэмом по непонятным мне причинам. Семейные прозвища редко поддаются разумному объяснению. Одну мою подругу, розовощекую пухленькую девицу, дома почему-то звали Мышкой, хотя скорее она была похожа на Колобка. Дядюшка Сэм – мой единственный родственник на всем белом свете. Прирожденный хирург и закоренелый холостяк, кажется, даже женоненавистник. Он не раз повторял, что удачная операция прекрасно заменяет любовное свидание, а главное, не влечет осложнений.
Дядюшка был милейшим и добрейшим человеком, но абсолютно не знал, как обращаться с детьми. Поэтому я была не то чтобы предоставлена самой себе, но избавлена от излишней опеки, от которой так часто страдают взрослеющие дети. Дядя никогда не считал меня маленькой и несамостоятельной, наоборот, он всегда говорил мне, что я взрослый человек и имею право принимать решения. Даже если решение будет ошибочным, оно будет моим, и это самое главное. Я очень рано поняла, как трудно быть взрослой и отвечать за свои поступки. С тех пор во мне живут два человека: один – взрослый и серьезный, а второй – ребенок, которому мучительно хочется, чтобы рядом был кто-то сильный и умный, кто все решит за тебя и сделает так, чтобы тебе было хорошо.
В дядюшкиной библиотеке было множество медицинских книг – и очень мало детских. Поэтому я зачитывалась, как приключенческим романом, справочником «Хирургические болезни».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87