Он провел в ожидании всю ночь бок о бок с Пирсом и Эланом. – Раз уже ты попросил меня быть крестным, отцом, я должен участвовать в выборе имени.
– И я должен, если я тоже буду крестным отцом, – ревниво заявил Элан, глядя на крошечное существо, уютно лежавшее на руках матери. Он слегка коснулся пальцем ее маленькой ручки, и она открылась и закрылась, словно розовая морская звездочка. – Как ты хочешь зваться, малышка?
– Элан, ты мог бы назвать ее Марией в честь Пресвятой Богородицы, – предложил отец Эмброуз.
– Мы с Йоландой думали назвать ее Самирой, – сказал Пирс.
– Но разве это не мусульманское имя? – покачал головой Эмброуз. – Хотя, думаю, оно подойдет для ребенка, родившегося на Сицилии. С условием, что у нее будет еще и христианское имя.
– Я доставлю удовольствие всем вам. – Йоланда была так же бледна, как простыня, и под глазами у нее были темные круги после долгого испытания. Но улыбка ослепительно сверкала, и лицо светилось счастьем. Пирс несколько раз говорил ей, что ему неважно, если их первый ребенок будет девочкой. Пирс так любил ее, что она не сомневалась: у них будут еще дети, дочери и сыновья, которые наполнят их дом радостью и смехом. Улыбаясь окружавшим ее постель мужчинам, она подняла ребенка так, чтобы они смогли увидеть миниатюрное личико. – Добрые господа, разрешите мне представить вам Эпифанию-Марию-Самиру.
– Какое длинное имя для такой маленькой девочки, – улыбнулся в ответ Элан.
– Но хорошее. Йоланда выучилась дипломатии у меня, – доверительно сообщил Георгий отцу Эмброузу.
Эпифания-Мария-Самира была крещена на следующий день отцом Эмброузом. Георгий и Элан были восприемниками, а крестными матерями три знатные женщины, жены высокопоставленных чиновников Палермо. По окончании празднования родители тут же забыли ее длинное имя и стали звать свою дочь просто Самирой. Она была веселым, общительным ребенком, и вскоре и Георгий, и Элан, и все домашние обожали ее.
– У нее нормандские глаза, – говорил Элан шесть месяцев спустя. – Йоланда, ты заметила, как изменился их цвет: из голубых в прелестный серо-зеленый? Как могло это случиться, если у тебя и у Пирса темные глаза?
– Если бы ты не проводил столько времени в море, то давно уже слышал бы споры об этом, – ответила Йоланда. – Мой отец был нормандским бароном, и мать часто рассказывала мне о его красивых серо-зеленых глазах. Мы сделали вывод, что Самира унаследовала цвет глаз от него.
– По-моему, она унаследовала и его нормандскую цепкость, – засмеялся Элан. – Смотри, как она ухватилась за мой палец и не отпускает. Я верю, что она помнит меня с последнего раза, четыре месяца назад.
– Тебе надо иметь своих детей, Элан, – сказала Йоланда, сидя рядом с ним на садовой скамье, пока он пытался высвободить палец из сжатых пальчиков Самиры. Она пристально посмотрела на него. – Ты должен жениться. Я знаю несколько прекрасных девушек из хороших семей.
– Нет! – Элан позволил Самире затащить его палец в рот и начать сосать. Его негодующий взгляд впился в глаза Йоланды. – Я не возьму в жены сицилианку. Это чудесное дитя будет моей дочерью. Вы с Пирсом мне как брат и сестра. Вы единственная семья, которая мне нужна.
На радость любящим родителям Самира росла здоровой и сообразительной. К несчастью, после первого ребенка последующие беременности Йоланды оканчивались выкидышами или мертворожденными детьми. Ее неспособность подарить Пирсу сильных сыновей стала огромной печалью для Йоланды, хотя муж никогда не обмолвился, что винит ее. Наоборот, они еще больше сближались после каждой потери, и любовь их не уменьшалась.
Жизнь их текла по заведенному порядку: Пирс каждый год уезжал на какое-то время с Рожером в Италию. Он не просил Йоланду сопровождать его, потому что императоры Священной Римской империи с отвратительным постоянством снова и снова нападали на южноитальянские земли. Да и неприязнь Йоланды к морю и морской болезни была ему хорошо известна. Она никогда не видела его владений в Асколи и вассальных земель Рожера.
Пирс не страдал от того, что Йоланда оставалась дома. Обстановка в Палермо была куда роскошней, чем в Италии. Кроме того, ему было приятно представлять себе, как его жена ведет хозяйство, ухаживает за садом, а Самира спит рядом в колыбели или, когда она стала постарше, играет около матери. Эту картину он вызывал перед своим мысленным взором, если ему было одиноко или он готовился к битве. Сознание того, что близкие в безопасности, успокаивало его, а желание вернуться к ним побуждало на большее мужество и отвагу, чем бы отличился Пирс, будь он холост. Он заслужил новые высокие титулы, и Рожер наградил его за преданность еще более обширными землями.
Элан тоже многого достиг во время блистательного царствования Рожера. Теперь у него был титул эмира и земли в Италии, а также владения на Сицилии в Трапани и около Таормины. Благодаря связям Георгия он вложил деньги в дела с несколькими греческими купцами, плававшими с товарищами по Средиземноморью. И Элан и Пирс стали настолько богаты, что их состояние превзошло самые смелые мечты молодых людей.
Пробыв на Сицилии почти десять лет, восемь из которых он прожил с Пирсом и Йоландой, занимаясь наукой и будучи их домашним священником, отец Эмброуз собрался в Англию. Его туда позвали высшие духовные чины.
– Меня избрали возглавить аббатство Святого Юстина, в котором я жил перед тем, как уехать сюда, – объяснил Эмброуз друзьям. – Подозреваю, что выбор пал на мою скромную персону только потому, что я долго пробыл вдалеке и не участвовал в склоках, раздиравших аббатство в последние годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104