— Дело в том, что я… знаком с этой вещицей, и мне было бы интересно проследить ее судьбу. Позвольте узнать, от кого она вам досталась?
— Мне дала ее моя матушка. Я думаю, что она владела ею давно — она говорила мне, что это — талисман.
— И вы решились продать его? — удивился Блад. Диего покраснел.
— Я не сделал бы этого без необходимости, — сказал он.
— О, прошу прощения. Я мог бы и сам догадаться. Кто же ваши почтенные родители?
(«Должно быть, его мать — та самая девчонка из Картахены… Вышла замуж, мать многочисленного потомства, отяжелела от бесчисленных родов… И хранила жемчужину. Ну надо же!»)
— Моя мать — донна Мария-Клара-Эухения де Сааведра. Мой отец… — Диего помедлил, затем сказал то, что, по его мнению, должно было прекратить дальнейшие вопросы, — умер, когда мне было около года. Моя семья живет в Картахене — не знаю, правда, чем это может вам помочь.
(«Вздор, конечно, но мальчишка мог бы быть моим — если он не младше семнадцати. Впрочем, если так, он вряд ли об этом знает. Однако почему он запнулся? Вздор, не может быть!»).
— Есть ли у вас братья или сестры?
— Нет, сеньор, я единственный сын.
— И ваша матушка отпустила вас путешествовать в столь юном возрасте? Должно быть, вам нет и шестнадцати?
— Мне уже семнадцать, сеньор, и она, конечно, боялась меня отпускать, но я убедил ее — мне хотелось увидеть Европу.
(«Это уже более, чем забавно. Даже чересчур»).
Блад подумал и решился сыграть ва-банк.
— Когда-то это была моя жемчужина, — сказал он. («Где же ты, мое флибустьерское счастье?») — Я подарил ее — давно. Нет ли среди знакомых вашей матушки подруги, которая отвечала бы следующему описанию: невысокого роста — не более пяти футов, очень стройная… впрочем, как все испанки… прямой нос, длинные брови, большие глаза. Я понимаю, что это описание может подходить ко многим, к тому же она могла сильно измениться. Ее тоже звали донья Мария. Сейчас ей должно быть около тридцати пяти лет.
У Диего расширились глаза.
— Вы — капитан Блад, — произнес он севшим голосом.
Блад почувствовал, как растягивается время, но его улыбка была безмятежной.
— Удивительно — мое имя еще кто-то помнит.
Диего расправил плечи и задрал подбородок. Удары судьбы следует встречать с открытым лицом — даже если они смахивают на пощечины.
— Я сказал вам неправду, сеньор, — произнес он, и его взгляд был гневным и гордым. — Моя матушка отвечает вашему описанию — и у меня никогда не было отца.
Блад задохнулся. Он — подозревал. Но сказанное было подобно удару шпаги.
— Так! — сказал он. — Значит — ты мой сын. Я… я рад познакомиться с тобой.
Голос Диего зазвенел.
— А я — ну что же, я хотел увидеть вас. Мне было любопытно поглядеть на человека, которому я обязан существованием. Я — удовлетворил свое любопытство.
Блад фыркнул — скорее одобрительно.
— Ну, а я — нет. Мне, например, любопытно, как ты оказался именно здесь.
Тут Диего вспомнил, какие настоятельные причины его сюда привели.
— Бесс — ваша дочь — она…
— Бесс — здесь?! И — с тобой?
— Мы плыли с ней вместе на галеоне. Она…
— Невероятно! Но почему…
— Она болеет. Мне нужны были деньги — у Бесс был этот адрес — и…
— Бесс больна?! Так что ж ты молчал? — возмутился Блад. — Подай-ка мне плащ, и пойдем.
Диего машинально выполнил распоряжение. Он был слишком ошеломлен. Блад поправил шляпу и взял у ожидавшего за дверьми клерка тяжелый саквояж.
— Мне, право же, неловко, дорогой мэтр, — сказал он вошедшему с клерком Жюсье, — но, боюсь, наш разговор нам придется закончить завтра. И я должен извиниться, но парень раздумал продавать…
— Что поделать, дорогой капитан. Конечно, вы привыкли торопиться, ведь вы добывали деньги, а не растили их, но в наше суетное время торопливости в мире хватает и без… — Мэтр запнулся, и взгляд его скользнул с Блада на Диего и обратно.
В глазах Питера Блада вспыхнули смешинки.
— Забирай свою жемчужину, сын, и впредь не швыряйся талисманами матери, — сказал он. — Да, кстати, а как тебя зовут?
* * *
— Удалось ли тебе что-нибудь раздобыть? — жалобно спросила Бесс.
— Не совсем то, на что я расчитывал, но выбирать мне не приходилось, — ответил Диего, пропуская Блада в комнату.
— А я-то считал, что сыновняя почтительность у испанцев в крови, — заметил Блад.
— Она передается только по мужской линии, — буркнул Диего.
— Папа?! Диего, кажется, у меня бред… Ой, папа! Это и правда ты! Диего, ты бессовестный, но я тебя все равно люблю.
— Не вскакивай, сейчас я сам подойду, — Блад встряхнул плащ перед камином и протянул руки к огню. — Почему ты здесь?! Что-нибудь случилось? Что-нибудь с…
— С мамой все в порядке. Но…
Диего отступил к двери. Наверняка, если бы у Бесс были силы, она визжала бы сейчас, как девчонка, и прыгала бы, как щенок. А вот ему никого не придется так встречать. Он сделал шаг, чтобы незаметно выскользнуть за дверь, но был остановлен.
— Диего, если ты не совсем замерз, сходи в порт, найди там посудину по имени «Ночной мотылек» и забери с нее мои вещи. Их немного. Постой — вот, возьми, расплатись с капитаном и скажи, что в Лондон я сегодня не плыву. Потом закажешь здесь ужин — настоящий ужин, — добавил Блад, с отвращением глядя на остатки луковой похлебки в тарелке, стоящей у изголовья Бесс. — И возвращайся скорее, ты можешь понадобиться.
Диего возмутился той легкостью, с которой Питер Блад взялся отдавать ему приказы, но спорить у постели больной сестры не стал. Блад озабоченно считал пульс Бесс, вцепившейся в его руку.
Когда он вернулся, Бесс дремала, а Блад мрачно глядел на огонь камина.
— Большое спасибо, малыш, — сказал он рассеянно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50