И страшно сделалось Виталию Свинцову, он подумал, что Градуса ведь поймают - конечно поймают! - и допросят и Градус скажет, что Свинцов знал про старуху кассиршу.
И если бы можно сейчас подвести проводки к его душе и узнать на приборах о чем он думает, чего боится, то стало бы ясно он боится не за кассиршу которую должны стукнуть по голове "тяжелым тупым предметом", он боится только одного: чем больше Градус наворочает дел, тем ему Свинцову страшнее будет отвечать!
И он решил идти в милицию! Сразу утром. Но был едва только час ночи и, чтобы убить время Свинцов взял "Трех мушкетеров" стал рыскать по книге находя любовь и дуэли. Время от времени ему казалось, что теперь он сможет заснуть тушил свет и сразу начиналось - как он приходит в милицию и... И опять включал торшер. Принимался читать про Миледи и госпожу Бонасье.
Вдруг его прорвало на еду. В темноте он прошел на кухню. Доставал из холодильника, что придется и ел.
Пока он ел окна посинели побледнели полупрозрачно. И в окне Свинцов увидел яблоню, которая на его глазах вытаивала из темноты, яблоню знакомую до последней ветки и дальше, когда темнота совсем поредела, знакомую до последней ветки сосну.
Он встал и пошел к себе опять по темному... по уже разбавленному серой рассветной водичкой коридору...
Дверь в спальню родителей была приоткрыта... Отец спал на спине - огромный, с большой седеющей головой. Грудь его и живот вздымались под одеялом горой. Мать притулилась на его руке, на его плече маленькая и вся принадлежащая ему.
Они и во сне помнили друг о друге. И никто им был не нужен! И Свинцов в том числе! Но эта мысль те тронула его ни обидой, ни болью В доме становилось все светлее. И все страшнее становилось на душе у Свинцова! Лег укрылся с головою - в темноте ему жилось не так жутко. Еще закрыл глаза на всякие случай...
То ли от задушенного едой желудка то ли от страха, то ли от бесконечных Миледи он захотел спать. И потом изо всех сил не спешил просыпаться. И лежал слушал, как бьется сердце. Так мучающийся зубной болью всю ночь клянется себе ранним- рано бежал к дантисту. А утром медлит, стонет и мечтает, что как-нибудь пройдет само...
Наконец Свинцов встал - мать как всегда делала, что-то на кухне. Свинцов быстро надел школьную форму проверил на месте ли комсомольский значок.
Когда вышел дверь на кухню была открыта, мать хотела увидеть Свинцова, но как бы нечаянно, чтобы не вызывать его раздражения.
Он сказал:
- Привет! Я в райком комсомола. Да просто вызывают по делу. Хотят посадить комсоргом школы!
Это даже отдаленно не было правдой Но мать о том знать не могла. Она как и все добрые матери думала, что "дети растут а мы стареем". И конечно же у Виталия свои дела " Тут ей припомнился визит лесниковой дочки и мать быстро отвернулась - будто бы посмотреть не убегает ли молоко.
- Ты мне потом расскажешь?
- Конечно - ответил он уверенно.
Школьная форма отрезала Свинцову все пути кроме как в милицию. Теперь, если бы кто-нибудь его встретил "Ты чегой-то, Виталий Иванович?" Он мог бы ответить: "Да... В милицию вызывают по одному дельцу..." - и подмигнуть.
В любом другом месте он в этом наряде ни под каким видом показаться не мог бы. Но никто не встретился ему. И ни один друг его не провожал на столь страшное дело. Никто даже просто подумать не мог: "Как там все же у Свинцова?"
Он вошел в милицию. Лоб его сам собою сделался хмурым озабоченным, а глаза немного робкими - юный друг милиции. Дежурный так и квалифицировал его. Крикнул:
- Любовь Петровна! К вам тут молодое пополнение!
Из Любиного кабинета высунулся Камушкин.
- что-то новенькое вспомнил? - спросил Сереже без всякого намека на доброжелательность.
- Товарищ капитан! - сказала Люба тихо. - Перестань!
Они энергично принялись выдаивать из Свинцова его сведения. А Свинцов старался говорить так как будто бы он обо всем только сейчас догадался. И о этого получалось медленно.
- Ну счастливым ты будешь парнем Свинцов, если он еще не успел ничего натворить! - сказал Сережа, а сам уже крутил телефонный диск. - Госбанк! Здравствуйте! Капитан Камушкин!
Далее Сережа приказал кассирше из Мастерских денег не выдавать и вообще задержать ее.
- А Наталья Михаиловна после одиннадцати бывает, ответила заведующая.
В это время Глебов звонил, и у Любы было занято.
- Надо ехать Любовь Петровна. У нас полчаса в кармане.
- Прихватим еще кого-нибудь Сереж.
- Да брось ты!, что мне этот "Градусник"! - Сережа усмехнулся криво.
Николая Егорыча сегодня не было - расклеило под плохую погоду, вместо него командовал Камушкин стало быть, он и определял кого и сколько брать на операцию.
Зазвонил телефон Сережа снял трубку услышал раздражающе-интеллигентный голос этого "пострадавшего". Какой то, правда излишне нервический. Но у Сережи у самого было слишком нервически на душе.
- На задании она! - И бросил трубку.
- Кто там? - спросила Люба Камушкин в ответ лишь махнул рукой.
- Ничего существенного.
Он еще забежал к себе в комнату взял из сейфа пистолет. Он был совершенно уверен не понадобится ему эта хлопушка. Но положено. Да и береженого бог бережет! "Газик" был уже готов - Люба сидела за рулем.
- Ваша фамилий Гарусов?
Градус попятился и расстегнул "молнию" за которой на боку тяжело лежал револьвер.
- Дайте его пожалуйста, мне! - Голос Глебова был спокоен и тверд. Это он так подумал про свои голос. А Градусу голос его представился злым и насмешливым: "Пожалуйста" Сволочь!
- Уйди мужик! - выкрикнул Градус и быстро пошел прочь.
Какое-то время Глебов смотрел ему вслед. Так было всегда, что то происходило какое-то событие резкое, а Глебов стоял и смотрел ему вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49