На нем до сих пор был скафандр. Я стиснула его в объятиях, а за мной – Хильда, чуть не сбившая его с ног. Кофе выплеснулся прямо на нас.
– Эй! – голос его звучал глухо из-под обширного Хильдиного бюста. – Так и задушить недолго.
Хильда отпустила его.
– Жаль будет, если теперь, вернувшись с того света, ты погибнешь от удушья, а?
– С того света? – не понял он.
Я неуверенно улыбнулась:
– Когда ты не вышел на связь, я решила, что ты погиб.
– В меня попал робот. Уже на взлете, – сказал Таас. – Поэтому я и не мог выйти на связь.
Я уставилась на него. Единственное, что могло нарушить пси-связь, – это серьезное повреждение Искусственного Интеллекта.
– Ты выбрался оттуда без помощи компьютера?
Таас улыбнулся:
– Это оказалось не так уж страшно. Мне просто пришлось посчитать немного в уме.
«В уме?»
– Должно быть, у тебя фантастический ум. – Впрочем, я знала это и раньше – ведь не случайно я отобрала к себе в отряд именно его. – Ты доставил ПИИ на Тамс?
Он кивнул:
– Только не знаю, помогло ли это. Я еще не слушал последних сообщений.
– Соз. – Хильда дотронулась до моей руки.
Я оглянулась на нее, и она кивнула в сторону двери. В комнату вошел врач и остановился передо мной.
– Праймери Валдория?
Я сжалась:
– Да?
– Мы закончили операцию.
– И что? – Скажите мне, что он будет жить, подумала я. Скажите, что все будет хорошо.
Врач взъерошил волосы рукой.
– У него ушибы, переломы, внутреннее кровотечение. Это все, в общем, пустяки.
Но? Это «но» висело в воздухе.
– Что у него с ногами?
– Не в ногах дело, – вздохнул врач. – Вся проблема в гнезде псифона, имплантированном в позвоночник у поясницы. Он вырвался из тела, частично порвав нервные волокна.
Я потерла лоб, словно это могло помочь.
– Объясните.
– В общем, псифон перерезал ему спинной мозг.
– Но вы же можете исправить это, разве не так?
Врач снова вздохнул:
– В нормальных условиях мы можем регенерировать даже нейроны, заставляя их поверить, будто они находятся в эмбриональном состоянии. Мы пытались регенерировать его нервы и спинной мозг. Но у нас ничего не получилось.
Потом мы попытались сделать три независимые операции с целью связать разъединенные участки спинного мозга биооптикой. Его организм отторгает биооптику.
– Но вы ведь сможете исправить это потом, да? Как только он окажется в состоянии поддержать вас своим сознанием?
Он замялся.
– Будь это нормальный случай, я сказал бы «да». К несчастью, биомеханические системы, особенно такие сложные, как те, что вживлены к вам в тело, дают неожиданные побочные эффекты. Мы пока плохо разбираемся в этом. В общем, нервная система и биомеханическая сеть секондери Блекстоуна получили столько повреждений, что он выработал токсическую реакцию на вещества, с помощью которых мы пытались стимулировать регенерацию. И если мы продолжим попытки вторгаться в его биомеханическую систему и дальше, его организм может отторгнуть ее полностью.
Я смотрела на него, так ничего и не понимая.
– Что вы такое мне говорите?
– Секондери Блекстоун парализован ниже пояса, – тихо ответил врач. – Возможно, он никогда не сможет владеть своими ногами.
– Нет… – Это невозможно. Они хотят убедить меня в том, что Рекс превратился в калеку в тот самый день, когда собирался подать в отставку!
И что все это сделала с ним биомеханическая система – символ того единственного, что стояло между нами и купцами! Нет, этого не может быть!
– Когда вы разрешите нам повидаться с ним? – тихо спросила Хильда.
– Сейчас он спит. Мы дадим вам знать, когда ему можно будет принимать посетителей. – Врач покосился на меня. – Праймери…
Я знала, что за этим последует. Меня будут жалеть. Этого я не вынесу.
Не сейчас. Я смерила его холодным взглядом.
– Что?
– Мне сказали, что, судя по показаниям корабельной аппаратуры, вы не спали больше пятидесяти часов. – Он помолчал. – По предварительным данным, у вас сломаны два ребра, множественные ушибы, а также повреждения внутренних тканей от слишком долгого пребывания в стазисе. Вам необходимы медицинская помощь и сон.
Сон? Я была слишком возбуждена, чтобы даже сидеть на месте.
– Я в порядке.
– Мэм, вы не в порядке. Вы на грани обморока. – Я попробовала возразить, но он поднял руку. – Мы можем уложить вас спать где-нибудь здесь.
Я нахмурилась:
– Я не хочу спать.
Яркий образ из его сознания прорезал мои мысли, образ того, какой я ему представляюсь: раненым оленем, прекрасным диким животным, пугливо шарахающимся в сторону, а он, врач, успокаивает оленя, пытаясь подойти, чтобы исцелить раны. Образ был таким неожиданным, что я просто стояла, глупо моргая. Как бы сказали земляне, мои воображаемые паруса лишились воображаемого ветра. Впрочем, если подумать, метафора довольно глупая, тем более что я представлялась ему оленем, а не кораблем.
Я вздохнула. Пожалуй, я устала сильнее, чем мне кажется, слишком устала даже для того, чтобы мыслить здраво.
– Ладно, – сказала я. – Я отдохну. Немного.
Шторы задерживали большую часть жара яростного дьешанского солнца, пропуская в комнату ровно столько света, чтобы в комнате было светло. Я лежала в этом приятном тепле, медленно отходя от сна, удивляясь, почему у меня болит все тело.
Потом я вспомнила.
Костоломка.
Когда я сплю, мое сознание ослабляет барьеры; иногда я даже могу принять сигнал, который наверняка заблокировала бы днем. Иногда мои сны показывают возможные варианты будущего – почти ясновидение. В этих снах со мною происходят события, которые имели или могли бы иметь место в действительности. Чем сильнее эмоции вовлеченных в них людей, тем яснее сон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109