Я был рад, что он поймал меня, и минуту спустя мой багаж вместе со мной катился по дамбе в сторону многочисленных стоянок водных такси.
В голове вдруг пронеслась шальная мысль — а что, если рикша работает на них? А кто они такие, собственно говоря? Немецкий Рейх, агенты Отдела Политических Преступлений или кто-то из врагов Ифвина? И на кой черт я согласился работать на человека, у которого так много врагов?
Я уже был готов поймать другого рикшу, только чтобы отделаться «от хвоста», когда маленький азиат, крутивший педали, наклонился ко мне и сказал:
— Я слышу через наушник, что за нами не следят.
Я обалдел:
— А раньше следили?
— Нет, но никогда нельзя быть уверенным до конца.
Два «хвоста» следовали за нами целый километр, и ничего не случилось. Тот, что следит за твоим катером, тоже ничего не докладывает. Если ты дашь разрешение, можно прочесать катер на наличие жучков или чего-нибудь похлеще, что наша подруга Билли могла оставить после себя.
— Ты из Контека?
— Моли бога, чтобы это так и было! Да. А теперь расслабься, наслаждайся окружающими красотами и знай, что ты под нашим надзором до конца путешествия.
Можешь делать все что угодно. Мы тебя прикроем, а если не сможем, то, значит, попали в еще большую беду, чем ты. Кстати, Морт из штаб-квартиры говорил, что хочет извиниться за то, что Билли Биард все ж таки добралась до тебя. Эти сволочи действительно на этот раз застали нас врасплох. Это будет нам уроком. А сейчас можешь расслабиться и отдохнуть — водным такси будет управлять один из наших.
— Спасибо, — от всего сердца поблагодарил я.
Через несколько минут мы прибыли на место, и я почти сразу пересел в водное такси; рикша перенес мои вещи, и мы отправились в путь, уносясь от переплетенных каналов Холона к реке Сайгон. Прекрасно чувствовать себя в безопасности!
Я больше года не был в Кохинхине. Кругом были милые глазу картины — лодки, полные домашней скотины, из плавучих магазинов слышались ссоры и споры, над головой расстелилось мягкое голубое небо в белых барашках, а вокруг росли деревья, покрытые сочной зеленой листвой. Я откинулся на сиденье и наслаждался путешествием, покуда мы не вошли в один из полукилометровых тоннелей, вынырнув вновь на яркий солнечный свет, заливший внутренний пруд «Королевского Сайгона». Посыльный быстро унес мой багаж в номер вместе с охапкой цветов в качестве извинений.
Тем временем я направился к врачу, чтобы узнать, какие части моего многострадального тела нуждаются в починке.
— Любопытно, — промолвил он, закончив осмотр. — Я верю каждому твоему слову, ибо именно так ведут себя копы из Отдела Политических Преступлений, но у нее завидное самообладание. Даже после поверхностного осмотра могу с уверенностью сказать, что, возможно, мышцы и болят, но капилляры в основном целы — она не наставила тебе синяков. Можно побрызгать специальной штукой для улучшения самочувствия и впрыснуть в десну стабилизатор, чтобы зубы не шатались, или поставить пломбу, но ты в отличной форме, если не считать боль. По-моему, если уж попадать в подобную переделку, так лучше, когда тобой занимается профессионал.
Я открыл рот и позволил ему поставить пломбу у основания зуба; потом меня всего обрызгали болеутоляющим.
— Она била тебя в пах?
— Нет. И по яйцам тоже.
— Приятно слышать, что кто-то может отличить одно от другого. Ладно, тогда я не буду там брызгать, потому что болеутоляющее на какое-то время притупляет удовольствие, а я не хочу портить тебе вечер.
Доктор протянул руку.
— Я местный врач, Лоуренс — ни в коем случае не Ларри — Пинкбурн. Если возникнут проблемы и я вдруг окажусь рядом, будь уверен: я на твоей стороне. Если тебе от этого станет легче, то знай, что я имею некоторое отношение к Контеку.
— Если Контек такой вездесущий, где же он был в Сурабайо?
— Везде — вот в чем проблема. Голландский Рейх настолько гостеприимный, что невозможно улучить свободную минутку и запланировать что-либо заранее, поэтому все агенты Ифвина постоянно заняты. Здесь все намного проще — в отношениях с императором в Токио и особенно с королем в Сайгоне. Не пойму, какого черта Ифвин настаивал на проведении операции на территории любого Рейха, за исключением Голландского. Ты ведь эмигрант, Перипат?
— Помесь эмигранта девяностых и солдата армии Мак-Артура, выходцев из Иллинойса и Калифорнии. Ты небось тоже?
— Твоя взяла, — улыбнулся он. — Обе ветви — с Гавайских островов, и никто не знает, откуда они там взялись. У меня несколько дальних родственников, эмигрировавших в девяностых.
Мы поболтали еще несколько минут, как и любые эмигранты, выясняя, нет ли у нас общих дальних родственников и знакомых. К тому же всегда приятно, если таковых не находится — это значит, что удалось найти неассимилировавшегося американца, которого до сих пор не знал, значит, наши ряды еще не настолько поредели, как мы опасались. Пожав доктору руку, я направился к себе в номер.
Замок уже подогнали под мою руку, наш багаж (Хелен и мой) внесли в комнату. Большая часть вещей Хелен была еще не распакована, ибо она принадлежит к людям, которые не почувствуют себя уютно в отеле до тех пор, пока не оборудуют его, как родной дом. На кровати лежала записка, из которой стало ясно, что Хелен вышла в магазин, люди Ифвина уже вкратце ей все рассказали и что она скоро вернется.
Я скинул одежду и растянулся на покрывале, намереваясь слегка вздремнуть. Болеутоляющее доктора Пинкбурна действовало отлично, и все тело погрузилось в блаженное тепло. Минуту спустя я уже спал, а в следующее мгновение был разбужен страстным поцелуем Хелен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96