Это был большой просторный кабинет со стенами, обшитыми светлым дубом. Одна стена представляла собой сплошной книжный стеллаж. В кабинете стоял письменный стол. За столом в мягком кресле сидел хорошо выбритый человек лет пятидесяти. Это был Штамм. Он поднял от бумаг немного усталые серые глаза и спокойно сказал:
– А, это вы, Светлов! По поводу вашего проекта? Понимаю, – улыбнулся он. – Садитесь, пожалуйста.
Подумав немного, он мягко оказал:
– Ваш проект действительно не очень-то обоснован. Ну, вот, например, находите ли вы разницу между океаническим климатом и климатом материковым или хотя бы островным?
– К чему такой вопрос, – изумился Павел, – об этом знают и пятиклассники…
– Но мы с вами должны знать много больше… Повышенная влажность и постоянные ветры, как это нам известно по ряду островов и прибрежий, не дают возможности растениям развиваться нормально, и очень возможно, что на ваших искусственных плавучих остро­вах мы, кроме соломы, ничего не получим. В новых условиях растения меняют свои свойства, и с этим мы должны считаться.
– Но, послушайте! – воскликнул Павел. – Посмотрите на Гавайские острова – это затерявшиеся точки на громадной карте Тихого океана, а между прочим на них производится немалое количество самых разнообразных продуктов. А коралловые атоллы!
– Ну, уж не такие это точки, их площадь равна 10 400 квадратным километрам, и они обладают собственным микроклиматом, который во многом отличается от климата открытого океана…
– Но мы же сплотим отдельные понтоны в большие массивы, и там возникнет также свой микроклимат.
– Это было бы хорошо, но такие массивы для нормального развития тропических и субтропических куль­тур нужно держать строго на одной широте, иначе говоря, они должны стоять на якорях. Что ж, в настоящее время технически даже очень большой понтон можно поставить в Mope на якорь. Капрона, нейлона и прочих материалов тоже хватает. Один, пять, десять понтонов, стоящих вместе, это ничего, но когда их будут тысячи, и они будут, подобно полярным льдам, закрывать значительные водные пространства, то дело осложнится; внутри такого массива в результате неравномерного давления ветра на его площадь и действия течений возникнут такие же явления, как и в полярных льдах.
То есть сжатие и разрежение. Льды, как вы знаете, в этих условиях торосятся, а ваши сплоченные понтоны просто разрушатся, и, конечно, в этих условиях весь массив будет сорван с якорей, его остатки разбросает по океану и уничтожит штормом.
– Растения мы переделаем, – сказал Павел, – и в новых условиях они станут расти и плодоносить не хуже, чем в старых. Современная генетика и селекция, как вы знаете, делает чудеса. А что касается штормов, то океанология обеспечит нам безопасность.
– Возможно, – согласился Штамм, тонко улыбнувшись, – но зачем это?! В общем-то продуктов сельского хозяйства пока на нашей планете хватает.
– Вы… Вы, видимо, не ясно себе представляете, что такое настоящее изобилие. Это полное удовлетворение всех потребностей всего человечества, а для этого нужно добиться гигантской производительности. Я могу вам привести пример из нашей же истории. В свое время, еще при социализме, в нашей стране были люди, которым казалось, что продуктов у нас достаточно. Но партия рассудила иначе – силы страны были скон­цен­три­рованы и брошены на освоение целины, на развитие всех отраслей сельского хозяйства. И в результате люди стали жить много лучше! Теперь мы сделаем то же: океан-это наша голубая целина.
Во время этой горячей тирады Павла Штамм через плечо холодно смотрел в окно, а затем раздельно и спокойно оказал:
– Вы смешиваете две социальные структуры – социализм и коммунизм, хотя одна вытекает из другой, но их производительные силы несравнимы. Зачем нам, сибирякам, такое неспокойное дело, как океан?! Пусть этим занимаются народы, живущие на берегах океана, а вам достаточно изложить свои идеи в статье и продолжать заниматься ботаникой в наших прекрасных теплицах. По всем вышеизложенным причинам наш отдел решил дать отрицательную рекомендацию Совету старейшин. Ваш проект малообоснован и… – он немного помедлил, – не представляет практического интереса.
Сказав это, Штамм углубился в бумаги, и лицо его приняло холодное, задумчивое выражение. Павел растерянно молчал до тех пор, пока его собеседник не оторвал глаз от бумаг и не сказал вежливо:
– Нам говорить больше не о чем.
В коридоре в голове Павла внезапно вспыхнули возражения. Он захотел вернуться, но, увидев на двери светящуюся надпись «Сектор общих проблем. Тов. Штамм», махнул рукой и отправился к лифту.
После этой беседы Павел забрался к себе в лабораторию и целыми днями занимался экспериментами, далекими от вопросов урожайности. Так, например, ему пришла в голову идея создать черные розы. При этом оказалось, что если само растение поставить в хорошие условия, а бутонам давать очень много света, но холодного, то цветы потемнеют. Это было понятно. Они должны стремиться уменьшить свою отражательную способность, чтобы накапливать больше тепла.
Вечерами Павел продолжал читать об океане, отрываясь только для того, чтобы включить телевизор, когда можно было на сцене увидеть Герду. В танце она призывно улыбалась, и Павел верил, что она улыбается только ему, совершенно забывал о своей неудаче и чувствовал себя счастливым.
Прошло немало времени, Павел продолжал жить лишь своей напряженной работой и ожиданием Горды.
Но однажды у него зазвонил телефон, и веселый, бойкий голос протараторил:
– Товарищ Светлов, академик Ржеплинскнй просит вас зайти к нему завтра в семнадцать часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72