На темной глади озера курился легкий туман, приятно веяло прохладой. Несколько лодок маячило неподалеку; весла, как кургузые крылья большой птицы, взмахивали и гулко шлепали по воде.
Ина попросила рассказать о моей семье. В нескольких словах я описал ей наше житье-бытье, даже упомянул о Матти. Лишь тяжело было воскрешать картину гибели сына… Внимательно выслушав меня, Ина вздохнула.
– Я наивно полагала, – сказала она, – что в совершенном обществе человек не будет знать душевных потрясений. Я думала, потрясения – это наш удел… – Помолчав, Ина добавила: – А я бы, наверное, не смогла такое перенести…
Ина вдруг сказала, что пора возвращаться, и мы встали. По аллее шли молча, каждый думал о своем.
– Знаете что, – остановилась Ина, – хотите мороженое?
Я ответил «хочу», и мы свернули к киоску. Скучающая продавщица быстро взвесила две порции в бумажных стаканчиках. Опять шли молча. Я сосредоточенно поддевал крохотной деревянной лопаточкой душистую пенообразную массу и старался определить вкус – то апельсины почудятся, то яблоки, то пахнёт лимоном, а то явственно пробьется малина… Хорошее мороженое. Но конечно же, оно интересовало меня постольку-поскольку…
– Не так я хотела провести вечер, – сказала Ина. – В городе столько интересного, а я завела в тихий, скучный парк…
– Что вы! Что может быть лучше и интереснее человеческого общения! Мне было хорошо. Спасибо! Если бы вы знали, как я вам благодарен!
– Не надо благодарностей, ладно? – ласково попросила она. – И вообще… давайте еще немного по­молчим.
Я почувствовал, что настроение мгновенно изменилось. Молчание теперь не означало отчужденности. Просто слова были не нужны.
Едва открыли калитку – в саду метнулась тень.
Ина подалась вперед и заслонила меня собой.
– Это я, – послышался знакомый мальчишеский голос.
– А, Тор, – успокоилась Ина. – Что здесь делаешь, да так поздно?
Тор вышел из-за деревьев и пристально посмотрел на меня.
– Я ждал, – глухо сказал он.
– Кого?
– Мне нужно поговорить… с ним, – он кивнул в мою сторону.
Ина удивилась. Я попросил ее оставить нас с Тором вдвоем. Мы сели на скамеечку в глубокой тени. – Ну, выкладывай, что у тебя, – начал я первый.
– Вы космонавт? – прямо спросил Тор.
– Да, космонавт. Но об этом никто не должен знать.
– Ваш портрет во всех газетах.
– Я ходил по городу – не узнали.
– Потому что переоделись… Извините меня, – Тор опустил голову. – Это я взял вашу штуковину… Я ничего с ней не сделал…
Тор протянул мне микрофон, и я, не долго думая, нажал рычажок.
– «Коммунар», слышишь меня, «Коммунар – по-русски заговорил я. – Я «Заря–один»!
– Слышу! – последовал ответ. – Куда пропал, «Заря–один»?
– Потерялся микрофон. Но теперь, благодаря одному парню, нашелся!
Последние две фразы я произнес на новом языке, многозначительно глядя на Тора. Меня поняли и одобрительно ответили. Значит, ребята тоже времени зря не теряли. Я поинтересовался новостями и ска­зал, что мы скоро встретимся.
Паренек смотрел на меня огромными глазами. Он даже не подозревал, что за «штуковину» унес в тот вечер.
– А ты хочешь стать космонавтом? – спросил я у Тора.
– Не знаю…
– А мой сын твердо знал и добился своего… Кем же ты хочешь быть?
– Не знаю…
– Совсем плохие дела. Я думал, ты настоящий парень. Целеустремленный, боевой, знаешь, кем станешь в жизни. Ну ничего. Это дело поправимое. Только одно запомни: без знаний, глубоких, настоящих, ничего не выйдет. Как друг советую: займись серьезно учебой. И еще об одном попрошу. Когда мы будем улетать, пожалуйста, приди попрощаться. Договорились?
Тор неуверенно кивнул.
– Я на тебя надеюсь. И, пожалуйста, никому не рассказывай, что я космонавт, да еще с другой планеты.
Я пожал Тору руку, и уходя, почувствовал, что он здесь, схоронившись в темноте, неотрывно провожает меня взглядом.
Так закончился этот памятный день. Впоследствии я вспоминал о нем, пожалуй, чаще всего. Помню, как вернувшись в дом, я лег раньше обычного забравшись под одеяло, поспешил закрыть глаза, чтобы ничто не мешало размышлять, анализировать…
Что же вызвало во мне это сильное чувство, откуда взялась эта смутная полурадость-полутревога? Пожалуй, все оттого, что завтра я должен был покинуть этот дом, в который попал совершенно случайно и который, можно сказать, стал родным. Завтра я расстанусь с Иной навсегда…
Ина!.. Ну конечно, все дело в ней – моей первой учительнице на планете Иона. Так вот почему я ничего не видел и видел все – я смотрел на Ину! Вот куда шли подсознательные нити моих наблюдений и дум! Эта женщина, как в фокусе, объединила все мои разрозненные впечатления – и то, что я узнал, и то, что предстояло узнать.
Ина!.. Она не только была ясна социально сама, но и проясняла, типизировала социальность остальных – их полезность, бесполезность и даже вредность. Конечно же, благодаря Ине, я теперь глубже понимал существо здешней жизни, все ее сложности.
Жаль, не у всех граждан нового строя высокая сознательность. Это печально. Я листал газеты, журналы – видел много критических статей. Авторы бьют тревогу, справедливо беспокоятся. Социальная незрелость, невежество, собственнические инстинкты, уходящие корнями в прошлое, мешают бурному созидательному течению, как пороги на иной реке. Но известно, никакие пороги не в силах помешать стремительному потоку, никакие заслоны не остановят прогресс. Не остановят именно потому, что движут его такие люди, как Локо Грае, Сег, Ина…
Ина! Все мысли почему-то приводили к ней. Я стал засыпать и опять видел Ину в туманных звездных наплывах. Ясными оставались лишь ее печальные глаза…
Утром приехал Сег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46