..
Потом Франя с Кириллом прошли мимо человека, который выравнивал дорожку. С каким достоинством он держал себя! А как работал граблями! Какое, должно быть, удовольствие разгребать белый песок на дорожке!..Франя почувствовал непреодолимое желание иметь какой-нибуд; инструмент, все равно какой, лишь бы держать егo в руках! Ему показалось странным, что его руки до сих пор ничего не сделали. Он посмотрел на них, подвигал пальцами, точно впервые их увидел. И вдруг ему стало жалко своих рук, жалко, что они двигаются бесцельно и напрасно, что они прикасаются к предметам, уже кем-то сделанным, готовым, лишь к милым и небольшим предметам, гладким, мягким и круглым, которые служат только ему, его органам чувств, являются только проводниками наслаждений...
Кирилл заметил, что Франя рассматривает свои ладони, и произнес лишь одно слово: - Руки!
Ничего больше. Но Кирилл сказал это так, словно перехватил мысль Франи, словно угадал, в какой связи она пришла Фране в голову. Франя посмотрел на Кирилла и покраснел. И вдруг он разрвлился на приятеля. Вот кто является виновником всех бед! Это была его идея - агитировать каждого человека в отдельности, "встряхнуть этих работоглотателей"! Но его злость быстро перешла в злорадство. Мы оба провалились с треском, дружище, ты и я, оба мы сели в лужу, нечего нам упрекать друг друга...
У Франи просто язык чесался так ему все и выложить! Но нет! Пусть сам начнет! Пусть, как подобает мужчине, признает свою ошибку! Он сказал: "Руки!" На что он намекал? Пусть договаривает до конца! Хотел посмеяться над тем, что руки тех садовников напомнили мне о моих собственных руках?
Или вздумал опять искушать меня! Что это за человек!
Франя искоса смотрел на Кирилла и ждал. Ага, теперь ты уже не улыбаешься своей вечно что-то обещающей улыбкой. Обещал, обещал, пока не дробещался! Вот куда она завела его, эта проклятая улыбка, а теперь погасла! И, если бы она снова засветилась, если бы засияла, как утренняя звезда, звезда волхвов, Франю она больше не обманула бы!
Ну, чего он ждет? Пусть уж говорит! Пусть скажет что-нибудь! Но, если он опять начнет щебетать о вольных птицах, о свободе жаворонка, я махну рукой: хватит! Довольно дурить голову и себе, и другим! Оставь меня! Я не хочу больше подчиняться тебе!
Когда они дошли до перекрестка "У божьей коровки", Кирилл вдруг остановился.
- Франя, - сказал он и мягко взял его за руку.
- Ну что?
Кирилл посмотрел ему в глаза долгим, вопрошающим взглядом.
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Хочу! - рассердился Франя. - Но сначала говори ты! Мне кажется, что и у тебя есть что сказать мне!
- Расстанемся, Франя! - ответил на это Кирилл.
- Что? - испугался Франя. - Ты хочешь уйти? Теперь, когда... Это было бы нечестно!..
- Почему же? - не понял Кирилл.
- Потому что... потому что... мы оба завязли по уши! Я не хочу во всем винить тебя одного, я так же ошибался, как и ты! Но теперь было бы правильнее вместе расхлебывать эту кашу!
- Я уже нашел выход, Франя! Ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Если бы я стал тебе это советовать, ты мог бы подумать, что я оказываю на тебя давление...
- Но ведь и я об этом думаю! - воскликнул Франя. - Я тоже найду себе что-нибудь! Будь уверен!
И, когда он сказал это, ему показалось, словно с его плеч свалилась какая-то тяжесть. Его охватила радость, но он сам не мог понять ее причины. Что-то для него стало ясным. Он засмеялся. Его ответ подействовал и на Кирилла. Вокруг его губ снова заиграла знакомая улыбка неисполнимых обещаний, но Фране подумалось, что одно из них он как раз исполнил, воскликнув: "Пойдем вместе, Франя!"
- Завтра же начну, - загорелся тот. - И не четыре часа, а пять часов буду ежедневно вкалывать. Нам придется нагонять, братец мой, как ты думаешь?
- Искать работу легко, - произнес Кирилл. - А вот найти ее - это будет труднее...
- О, об этом я не беспокоюсь. Но что выбрать? Моим орудием производства было когда-то перо. А мне хотелось бы чего-нибудь потяжелее, и не только в одну руку, а в обе! Чувствовать давление, тяжесть, сопротивление! Руки мои так долго отдыхали и теперь сами жаждут работы; это я почувствовал тогда, в парке. Для начала хотя бы садовые ножницы взять в руки. Мне хотелось бы обрезать отцветшие розы, копаться в земле, рыть ямки для молодых саженцев, присыпать их землей, даже просто вручную, - вот было бы здорово! Быть садовником - в самом деле это неплохо. Завтра же поступлю на работу...
Однако не так легко было стать садовником, в этом Франя убедился на следующий же день. Директора садов и парков вежливо извинялись, пожимали плечами, увиливая от прямого ответа. Они перечисляли, сколько людей должно работать на каждом участке, чтобы никто, как это было предусмотрено в плане, не мешал друг другу, чтобы все они трудились с сознанием того, что их труд действительно полезен и нужен для блага общества. Все они очень стараются, каждый на своем месте; они восприняли бы как несправедливость выражение недоверия к ним и даже как оскорбление, если бы сократили их обязанности. Они хотят работать полных четыре часа и имеют на это право! Никто не решился бы таким образом наказывать их за усердие! Пусть молодые люди сами попробуют поговорить с каким-нибудь садовником из любой смены. Они убедятся, что все эти люди любят свое дело, что они счастливы и гордятся тем, что являются творцами всеобщего блага...
Примерно так же отвечали им па фабриках и в мастерских, в которых человеческие руки нельзя было заменить автоматами. То же самое повторялось и в канцеляриях дворцов культуры и спорта, в торговых и жилищных гигантах и гастрономах - словом, везде, где на первый взгляд кишмя кишело обслуживающим персоналом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107