— Покажи-ка.— Не здесь. Пошли, отыщем укромный закуток. — Они зашагали по широкому коридору, разделяющему дворец на две части — меньшую жилую и большую необитаемую. Коридор украшали классические скульптуры, морские пейзажи в резных рамах и бронзовые светильники — совершенно никчемные, поскольку их никогда не зажигали. Во всех внутренних, без окон, помещениях дворца светился самый воздух, к ночи угасающий одновременно с солнцем.— С какой стати охранитель мира гоняется за дурной книжицей, точно веслоклюв — за пиявками? — заговорил Ингмар.— Это же «Последний дарханец». — Лоцман поймал себя на том, что машинально гладит теплый на ощупь переплет, будто любимую кошку.Актер поглядел на книгу довольно мрачно.— Что тебе в ней?— Сам не знаю. Она как живая — зовет, просит… Пощупай.Северянин потрогал корешок.— Меня не зовет. Давай сюда. — Он свернул в боковой коридор, который вел в никуда: в центральной части дворца тянулись анфилады одинаковых комнат с голыми унылыми стенами. Под потолком, будто слоистый дым, плавал сероватый свет, ненадежный пол скользил и проседал под ногами, а вездесущее замковое эхо здесь глухо молчало. Место, о котором Богиня не думает и не заботится, не живет.Ингмар миновал пару холодных серых комнат, остановился.— Хоть можно без опаски словом перемолвиться — эхо не пойдет гулять по закоулкам. Я вот что хотел сказать: не к добру все эти новшества. — Его обветренное лицо стало совсем хмурым.— Какие новшества? — Охранитель мира прижал к груди «Дарханца», согреваясь исходящим от книги теплом.— Во-первых, туннель в другой мир. — Северянин загнул палец на левой руке. — Где это видано, чтобы в горе возникал проход? Затем, — он загнул второй палец, — к тебе является Хозяйка… — Ингмар запнулся, удивленно уставился на Лоцмана: вчера актер чуть не погиб, пытаясь произнести воспрещенное имя, а сейчас оно свободно слетело с языка.— Тебе не возбраняется говорить, что я и сам знаю, — предположил Лоцман.— Похоже. Так вот, в мире что-то переменилось, и мне это не по душе.Охранитель мира нахмурился; в ушах явственно прозвучал рыдающий крик: «Отныне ты — мертвый Лоцман!» Он спросил:— А до тебя донеслось, что Хозяйка сказала на прощание? Уже после того, как мы с тобой разошлись?— Нет.То ли Ингмар был так занят своими делами, что не слышал, то ли непредсказуемое эхо затерялось в галереях. Скорее второе, потому как остальные актеры тоже ни словом не упомянули Хозяйкино откровение. А коли бы до них долетело «Ты — мертвый Лоцман!», разговорам не было б конца.Северянин глядел выжидательно, однако Лоцман предпочел до времени помолчать и дослушать актера.— Давай дальше: что там у нас третье?— Да книга же. Сам говоришь — зовет и просит. И туман в туннеле манил и звал. По-твоему, это совпадение?— По-моему, раз уж я не попал в туман, надо хоть «Дарханца» почитать.Лоцман остро пожалел о том, что он, охранитель Поющего Замка, разбирается в законах своего мира куда хуже простого актера. Правда, Ингмар — не простой актер, а побывал где-то еще помимо Замка. А Лоцман? Шрам на щеке говорит: охранитель мира где-то был и что-то видел — однако память словно затянуло седым туманом.— Инг, надо читать; я сдохну от любопытства. — Он раскрыл книгу на первой странице.Северянин придвинулся и стал, глядя сбоку. Со страниц точно повеял свежий ветер, и в комнате как будто посветлело. * * * Милтон понял: с братом что-то стряслось, когда Стэнли еще не вошел в квартиру. Ключ скребся в замке, отказываясь поворачиваться, а Стэнли бессмысленно дергал дверь.— Эй! — Милтон вышел в прихожую. — Погоди, я тебя впущу.За дверью звякнуло — вроде бы металл о камень. Господи, что на нас опять свалилось? Что еще может случиться — после всего, что уже произошло?Он открыл замок. Дверь распахнулась, и Стэнли ввалился в прихожую, царапнул стену, пытаясь зацепиться, и начал оседать.— Стэн! — Милтон испугался, что он ранен. Схватил брата под мышки, развернул к себе лицом, оглядел. Вид безумный, но крови не видать. — Что с тобой?Стэнли вывернулся у него из рук, отскочил. Дорогой белый костюм перемазан и порван; воспаленные глаза сухо блестят, углы губ подергиваются.— Что такое? — строго спросил Милтон. — А ну давай в комнату.Стэнли затряс головой, отмахнулся, когда старший брат попытался увести его из прихожей, сшиб с Милтона очки — тот едва поймал выскользнувшую из-за уха дужку.— Отвяжись. — Стэнли задыхался. — Отвяжись, говорю!— Ну и черт с тобой! — Пусть сам оклемается, решил Милтон. Бедняга Стэн — вот и на него наехал каток несчастий, которые уже больше двух недель преследуют семью Вайров.Он запер входную дверь, прошел в кухню.Сводные братья совсем не походили друг на друга; только глаза были одинаково серые — в мать. Да разве что сейчас, в черных брюках и свитере, Милтон казался таким же тонким и легким, как девятнадцатилетний Стэнли. Он начал одеваться в черное — неосознанный траур по своей надломленной жизни, — когда получил от уехавшей с дочкой на курорт Джулии прощальное письмо. Жена писала, что не намерена возвращаться и подает на развод, чтобы найти маленькой Лиз другого, более достойного отца. Впрочем, тогда Милтон не надел траур, а помчался к Джулии выяснить, в чем дело, отговорить ее, убедить… Она отказалась с ним встретиться, предполагаемый новый муж оказался миллионером из Канады, и у Милтона вышли неприятности с охраной.Необъяснимый разрыв едва не свел его с ума. Спустя шесть лет после свадьбы они с Джулией всё еще были влюблены друг в друга, Милтон души не чаял в малышке Лиз. И миллионер тот поганый, лысая развалина, — на кой ляд он ей сдался? К деньгам Джулия относилась спокойно, купить ее старый хрен не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127