Ноги едва слушались. Кожу рук и лица больно жгло, но еще больнее было внутри, в груди под горлом. Не любит… не нужен…У лестницы он оглянулся. Хозяйка стояла, обняв фигуру каменной полусовы-полукошки, и смотрела на него.— Я знаю, кто ты! — крикнул Лоцман. — И я люблю тебя!«Люблю тебя! — подхватило услужливое эхо. — Тебя, тебя, тебя!..»Он стал спускаться по лестнице. Кожа горела огнем, казалось, ее натерли ядом.— Да шевелись же! — Взбежавший по ступеням Шестнадцатый поволок его вниз. — Сдохнешь!Особый Первый сидел в кабине, вертолет разгонял сверкающий на солнце винт. Дверь салона была открыта.— Давай внутрь. — Шестнадцатый думал подсадить Лоцмана в салон, однако тот уперся в порожек руками, в последний раз оглянулся на Замок.В глазах темнело, и он почти ничего не увидел — одно только размытое зеленое пятно за спиной у летчика. Охранитель мира рванулся, схватил ее за руки.— Хозяйка!— Я с тобой, — вымолвила она дрожащим голосом, и сквозь рокот винта он не услышал ее слов — угадал.Шестнадцатый на мгновение опешил, оттолкнул Хозяйку от Лоцмана.— Рехнулись?! Она ж сгорит!Лоцман отчаянно замотал головой. Хозяйка прижала к щекам ладони, испуганно попятилась. Объяснять, что пилот ошибается, было некогда: мир сжигал его, не давая лишней секунды. Охранитель мира прыгнул к Хозяйке, сорвал ее полумаску, схватил за волосы — и сдернул светлый парик вместе с державшей его диадемой. По плечам красавицы рассыпались смоляные кудри.— Видишь?! — крикнул он Шестнадцатому. — Она мне сестра!..Очнулся он в вертолете, при скудном аварийном освещении. Затем открылись щитки на стеклах и впустили в салон ясную синь неба, белизну облаков с жемчужно-серой бахромой. Собственного тела Лоцман не чувствовал, словно в кресле поместилась одна его упрямая душа, не пожелавшая распрощаться со своими мирами. Рядом ворчал и беззлобно бранился Шестнадцатый — кажется, уговаривал кого-то остаться. Лоцман вслушался: так и есть.— Да ты прикинь: он очухается, а тебя нет. Что я ему скажу?— Хозяйка, — позвал Лоцман. Сам себя едва услышал, однако дозвался.Перед ним появилось ее лицо. Почти его собственное, но женственней и нежнее. Те же, будто вырезанные из камня, черты, те же глаза — серые, мягкие, словно залитый талой водой седой пепел; а длинная густая грива — совсем черная, без проседи. Хозяйка несмело улыбнулась:— Как ты?— Замечательно, — соврал он. Не было сил даже обрадоваться, что она здесь.Хозяйка коснулась его руки. Онемевшая кожа не ощутила ни тепла ее пальцев, ни прохлады.— Я боялась. Думала, ты не захочешь… со мной знаться, когда поймешь.— Что пойму?— Что мы — брат и сестра.«Я не видел женщины глупее, — сказал он мысленно, чтобы не услышал Шестнадцатый. — Лусия — и та сообразительней». И договорил вслух:— Рожденные одной матерью дети — совсем не то, что порожденные двумя Богинями и Богом Лоцман и Хозяйка.У нее порозовели щеки.— Тогда скажи, мой умный и догадливый Лоцман: кто такая Хозяйка? А? Не знаешь?— Это авторское подсознание. Которое старается укрыться от актеров и страшится подойти к Лоцману — однако присутствует везде и выглядывает изо всех щелей.Красавица отодвинулась, села в кресло через проход и отвернулась. Вертолет заходил на посадку, бахромистые облака хороводом уплывали назад и вверх.Подошел Шестнадцатый, пощупал Лоцману пульс.— Твое счастье, что успел управиться. Еще бы чуть-чуть — и каюк. — Он бросил озабоченный взгляд на Хозяйку. — И всё-таки те, прошлые, книги писала Анна. Это ее подсознание, а не Марии.— Удивляешься, почему она не сгорает в этом мире? — Красавица повернула голову. В серых глазах, таких непривычных без полумаски, читался тот же вопрос.— Хозяйка будет жить здесь, потому что я так хочу. Я — охранитель мира или кто?— Охранитель, — согласился летчик. — Но это не объясняет, отчего тебе позволено нарушать законы мироздания.— Оттого, что мы о них слишком мало знаем. Наши миры созданы Богами и Богинями — но не без нашего участия. Мы тоже их создаем, изменяем и поддерживаем. Если б ты не сказал, что мир меня сожжет, — может, ничего бы и не было… Хозяйка!Она исчезла — кресло было пусто. Вертолет сел на дорогу метрах в ста от поселка.— Хоть тресни, она актерам не покажется, — сказал Шестнадцатый, успокаивая вскинувшегося охранителя мира. — Потом придет. Ну и где твои дарханские орлы? Встречать бы надо своего Лоцмана.Из ворот поселка выбежала одна Кис. Лоцман смотрел на ее приближающуюся фигурку и собирался с силами, чтобы подняться из кресла. В душе шевельнулась тревога. Что тут стряслось? Почему Кис одна?— Помоги-ка встать, — попросил он летчика.Шестнадцатый подтащил его к двери и сдал на руки Особому Первому, который уже ждал на земле. На свежем воздухе Лоцман почувствовал себя лучше и стоял на ногах довольно крепко, ожидая подбегавшую актрису. На последних десятках метров она, похоже, выдохлась, перешла на шаг — и подходила всё медленней. По ее убитому лицу охранитель мира видел: что-то и впрямь неладно.— Что тут у вас? Где все?— Здравствуй, — сказала Кис. — Здравствуйте, — шепнула она пилотам. — Всё хорошо. Они уехали поглядеть мир. А я осталась. — Она стояла перед Лоцманом с несчастным видом.— Кто тебя обидел?— Светлоликая… — Кис качнулась к нему, обняла за шею, прижалась лицом к плечу.— Что стряслось? — Охранитель мира гладил ее теплые волосы, мысленно перебирая немногочисленное население Дархана. Кто посмел обидеть актрису? Неужто мерзавец Инго? Но не настолько же он безголовый. Или… — Таи? — жестко выговорил Лоцман.— Да. Ты не представляешь! Она… не скажу дурного про Богиню. Но… Почему она меня не спросила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127