Если возникнет конфликт, мы не можем рассчитывать на победу. В конце концов, мы не проявили по отношению к ним особой заботы. Им не за что быть нам признательными, не говоря уже об униженном подчинении. Прежде чем мы отбыли, оставшимся в живых из сильно поредевшей армии был выделен собственный астероид, но они не подавали признаков того, что собираются выжить в будущем. Без королевы ни одна часть роя не выдержит испытаний.
В один прекрасный день мы можем встретиться с капеллийцами. Однажды они могут вернуться в солнечную систему в полном расцвете своей мощи. Может быть, они явятся, пока мы путешествуем, Может, уже явились.
Их встретят с дружным отвращением и вызовом. Их гнезда, обнаруженные в зиккуратах эладельди, были быстро и полностью уничтожены новым хозяином эладельди, которому они служат теперь со всеми своими пресловутыми достоинствами, которые они расточали расам, приведшим их в систему Земли. Это все, что ИМ требуется.
Простите меня, если вам покажется, что я не слишком интересуюсь состоянием дел «домашних». Это все уже так далеко позади.
Гиперпространство не так уж утомительно, если видеть его правильно, от одного конца до другого. Это, конечно, метафора: у него нет конца. Я вижу, что должна извиниться за то, что так грубо обращаюсь с такими тонкостями. Наш язык славится своими отклонениями от нормы, и теперь он не стал менее беспокойным и живым, чем в те времена, когда им пользовалась только часть одного шара. Его разнородная структура прекрасно все связывает и умножает на уровне живых существ, но не может дать ни малейшего представления о внутренних свойствах материального пространства, о музыке сфер. Видите ли, дело ведь не в событиях. Однако, у языков Тибета есть определенные возможности…
Но вы не об этом хотели прочитать. Вы хотели знать о том, что произошло, и я рассказала вам об этом.
Я ведь звездный корабль, а не мудрец; и понадобится гораздо более совершенный мозг, чем мой, чтобы это сформулировать, но, возможно, вам будет интересно узнать, что, бегло пройдясь по областям лингвистики частиц фрасков, я имею представление о том, что время тоже может иметь синтаксическую механику тенденций и СПИН, может само по себе быть полем, созданным тем, что можно назвать грамматикой тождества. По всей вероятности, то, как мы воспринимаем наше повседневное существование и воспроизводим его друг для друга в историях имеет большее отношение к физике итерации, чем к онтологии в том виде, как ее понимают люди. В повествовании может быть некое ключевое событие, без которого история буквально не может вершиться. Например, бросить перка в Грэнд-Канал или подобрать одного из них с поверхности Харона.
— Ты можешь это сделать? — спросила она. Бросать их гораздо проще, чем снова подбирать.
— Я думаю, да, Ханна, — сказала я. Вот так ты это и делаешь.
Я задрожала, почувствовав под своим животом дюжину лучей захвата, каждый из них прорезал пустоту и спускался в находившийся под напряжением климатический пузырь на замерзшем спутнике, яростно давая команды, чтобы не повредить где-нибудь оболочку. Вокруг каждого луча я протянула маленькую трубочку из своей атмосферы и ввела их в атмосферу пузыря, никоим образом не давая им смешаться. Я чувствовала себя так, словно у меня появилась сотня пальцев, причем каждый из них обладал чувствительностью к температуре тела взбешенного перка; и, подобно женщине, слепой от рождения, я видела кончиками пальцев, могла обвить каждым пальцем перка и его добычу, вытащив некоторых из них из яростных щупалец разъяренных капеллийцев, могла мягко, но решительно оторвать их от земли и поднять сквозь пузырь, сквозь пустоту наверх, в недра моего тела в целости и сохранности.
— Эй! — с триумфом воскликнула Ханна. — Ты естественная! Что ты делала до того, как все это случилось?
Ханна и я разговаривали — о, эти наши беседы! Хорошо, что нас никто не слышит, все сочли бы их невыносимыми. Когда Табита активировала меня, Ханна сказала:
— Я могу теперь отпустить это? О, слава Богу! Бог, ты меня слушаешь? Если это и есть божественная королевская власть, можешь оставить ее себе.
Я представила себе, как она мысленно растирает плечи.
— Конечно, — сказала я. — Такая тщеславная женщина, как ты…
— Откуда ты знаешь, что я тщеславна? — перебила меня Ханна. — Мы же только что познакомились. Разве нет?
Только теперь она действительно осознала мое присутствие.
— О, — сказала она. — О'кей.
— Мы можем вести станцию вместе, — из вежливости предложила я.
Она сказала; нет. Сказала: не пойдет. В другой раз она сказала, что если она будет выполнять мою работу, это ее ограничит. По-видимому, существует какой-то аспект, которого я до сих пор не могу постичь. Я имею в виду, в человеческом состоянии.
— Для начала я считаю, что это было чистое везение — то, что мне удалось разбудить привод, — заявила она.
— Более вероятно то, — заметила я, — что когда Кстаска передавал вторую часть пленки из недр «Уродливой Истины», я добавила кое-что от себя.
— Кое-что? — заинтересовалась она.
— Некую конфигурацию.
— А вот это было умно.
— Я не смогла сдержаться, — призналась я. — Это произошло автоматически. В конце концов, я была просто машиной.
Я и сейчас машина, если брать достаточно широкое толкование этого термина.
Снаружи в коридоре были люди, они требовали, чтобы их впустили: испуганные посетители, неуклюжие фраски, пара уборщиков-альтесеан. Спаниель. Табита подняла голову в кресле:
— Прочь! Все вон отсюда! Ханна, ты можешь очистить здание?
— Я ЭТО УЖЕ ОДНАЖДЫ ДЕЛАЛА, — отозвалась Ханна, — РАНЬШЕ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153