— Как вы попали в лабораторию? Неужели через проходную?
К его удивлению, Борис вяло улыбнулся, словно услышал не очень удачную шутку.
— Нет, через проходную мне было бы трудновато, — с оттенком юмора сказал он. — Я прямо сюда, в лабораторию…
— Как это: прямо в лабораторию? — удивился Линьков.
Борис посмотрел на него тоже с удивлением.
— Да вот… — Он кивнул на хронокамеру. — Как же еще?
Линьков совершенно сбился с толку. Не зная, как дальше вести разговор, он уцепился за хронофизические проблемы:
— Но ведь если вы путешествовали в прошлое, вы не могли вернуться назад! То есть если вы там выходили из хронокамеры. А вы, я знаю, выходили!
— Выходить-то я выходил, — сказал Борис, — но тут есть одна закавыка… боюсь, что вы не поймете, это уже тонкости… Лучше бы я сразу Шелесту доложил, и вы бы заодно послушали…
— Воля ваша, — сдержанно сказал Линьков, уязвленный этим упорным пренебрежением к его способностям в области хронофизики. — Но Шелест вам тоже вряд ли поверит. Всего час назад он втолковывал мне элементарную хронофизическую истину, что раз вы вернулись, значит, из камеры не выходили и никаких действий в прошлом не совершали.
— Что касается действий, — медленно проговорил Борис, — то действий я, пожалуй, никаких особых не совершал… Мне кажется, я и не должен был отклонить мировую линию… Хотя… ах я дурень! Ну конечно…
У Линькова в голове какая-то неприятная пустота образовалась от всей этой путаницы, от этих нелепых ответов, совершенно между собой не согласующихся. О каком двадцатом мая, собственно, говорит Борис? Ведь если он попал туда через хронокамеру, то речь идет уже не о том «нормальном» двадцатом мая, с которого начинается в здешнем мире дело Левицкого, а о возвращении в прошлое. А это совсем другое дело! Но как же тогда могли его видеть Нина и Чернышев? Видели раньше, чем он там побывал? Опять нарушение причинности! Линьков рассердился и решил взять быка за рога.
— Вот что, — сухо сказал он. — Расскажите, пожалуйста, что конкретно вы делали вечером двадцатого мая?
Борис вздохнул и досадливо поморщился.
— Н-ну… что… — Он запинался на каждом слове. — Увидел Аркадия… на диване… Хотел вызвать «скорую помощь»…
— Почему же не вызвали?
— Телефон, понимаете, не работал! — растерянно сказал Борис. — Я побежал в зал хронокамер…
— Лаборатория Чернышева ближе, чем зал, — заметил Линьков.
— Я… я не знал, что Чернышев еще здесь — пробормотал Борис. — Вернее, не сообразил… растерялся!
— Ну хорошо, побежали вы в зал, — скептически сказал Линьков, — и что же дальше?
— А там телефон тоже не работал! — криво усмехаясь, ответил Борис. — Представляете мое положение? Я совсем растерялся!
— Так растерялись, что на все махнули рукой? — с нескрываемой уже насмешкой спросил Линьков.
Его злила эта бездарная, нелепая ложь. Злила и очень удивляла. Три дня Борис Стружков лгал виртуозно, ни на секунду не вышел из роли, а теперь не может сочинить хотя бы относительно правдоподобную версию, путается, противоречит себе самому.
Но Бориса возмутила эта насмешка, и он заговорил без прежней вялости.
— То есть как это: махнул рукой?! — почти крикнул он. — Да вы что! Я затем, что ли, в прошлое лез? Я обратно побежал, в лабораторию. Мне вдруг страшно стало, что, пока я бегаю, Аркадий умрет… Он ведь совсем как мертвый был! — упавшим голосом сказал Борис. — Я пульс никак не мог нащупать и дыхания не слышал… И вот тут я голову совсем потерял! Сначала решил в проходную бежать. Потом в окно высунулся: думал, может, кто пройдет по улице, я закричу, — мне уже все равно было, пускай меня видят, пускай что угодно! Но никого не было…
— А Нина? — невольно спросил Линьков.
— Нину я не видел… может, она раньше проходила, еще до того, как я бегал вниз. Ну, в общем, я начал бестолково метаться из угла в угол. Стыд и позор, конечно, что я так растерялся. Но, понимаете, я рассчитывал, что попаду туда часов в шесть-семь вечера, а почему-то меня перебросило так поздно, почти в одиннадцать… и Аркадий уже умирал! Я к этому не подготовился как-то… и потом, телефоны эти проклятые, ведь надо же!
— Действительно… — отозвался Линьков, уже без насмешки.
Он не знал, что и думать: рассказ Бориса звучал теперь гораздо более правдоподобно. «Э, за счет интонаций! — вдруг обозлившись, решил он. — Опять он в роль вошел, вот и все. А сочиняет по-прежнему чушь. Взрослый парень, и знал ведь все это заранее, с чего бы он так уж растерялся?»
— Ну вот… И я даже понять не могу, чего меня туда понесло! — уныло сказал Борис.
— Куда это? — изумленно осведомился Линьков.
— Да вот! — Борис с ожесточением махнул рукой в сторону хронокамеры. — Понимаете, я туда случайно глянул и вижу: стоит там подставка, здоровенная такая! А я твердо знаю, что никакой подставки у меня в камере не было! И я вот так, ничего толком не сообразив, сунулся туда… Мне бы, дураку, подумать хоть минуточку, но где там! Совсем я был не в себе. Ну, мне, конечно, и в голову не пришло, что она на автоматику включена… Я только здесь понял, в чем дело. В общем, сунулся я туда — меня и швырнуло…
— Почему же вы обратно не отправились? — поинтересовался Линьков.
— Я… ну, просто я никак не мог разобраться, что произошло. Я не мог понять, почему меня швырнуло и куда я попал…
— Как же это? — удивился Линьков. — Ведь записка тут на столе лежала и расчеты…
— Ну да, вот записка… Но я все равно не сразу понял…
— А теперь вы уже понимаете? Разобрались во всем?
— В основном, пожалуй, да… С Ниной поговорил… Понял, какая путаница получилась… по моей вине…
— Берестова, очевидно, с утра была с вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115