один сидел в комнате Аркадия, другой звонил утром? Нет… это мог быть один и тот же! Он не дождался Аркадия, пришлось удирать… утром позвонил. Да, возможно… Но так или иначе, где же он? Аркадий вон ждет не дождется и явно нервничает: то на часы смотрит, то на вход в скверик… даже гримасничает от нетерпения и переминается с ноги на ногу, как застоявшийся конь. Что-то в нем странное, в этом Аркадии, а что — понять невозможно…
Аркадий снова посмотрел на часы и досадливо оскалился. Я тоже глянул на свои часы. Двадцать семь минут девятого! Через три минуты начинается рабочий день в институте. Поэтому Аркадий и нервничает. А «незнакомец»-то, он разве не знает об этом? Знает, конечно, — не зря назначил свидание рядом с институтом, за полчаса до начала работы. Тем более странно… И вообще, куда же он девался? А что, если… что, если… (Я чуть не вскочил, так поразила меня эта мысль.) Что, если я уже начинаю наблюдать «то самое» двадцатое мая со всей его загадочной путаницей? Может быть, «незнакомец» потому и появился в нашей лаборатории после работы, что утром они с Аркадием не смогли встретиться?
Словно подтверждая мою догадку, Аркадий опять поглядел на часы, раздраженно махнул рукой и направился к выходу.
Нет уж! Не мог я допустить, чтобы Аркадий на моих глазах повторял, как заводная кукла, все, что привело его в этот день к бессмысленной гибели! Не мог я этого допустить, и никакая логика тут не помогала, никакие рассуждения о временных петлях не могли меня остановить! Ведь через две минуты Аркадий войдет в институт — и никогда уже не выйдет обратно!
Я выбежал из-за кустов на аллею. Аркадий шел задумавшись, ничего кругом не видел и не слышал.
Я хлопнул его по плечу. Он вздрогнул и резко повернулся. С минуту мы молча глядели друг на друга. Аркадий озабоченно хмурил густые черные брови и словно старался что-то сообразить. Наконец он сказал деланно-небрежным тоном:
— А, Борис, это ты! А я, знаешь, задумался что-то и совсем тебя не заметил… Ты откуда тут взялся?
Для человека в моем положении этот вопрос звучал несколько двусмысленно. Но я почти не обратил на это внимания и даже не ответил ничего Аркадию. Я не мог оторвать глаз от его костюма. Главное, от его немыслимо шикарных отворотов…
Что и говорить, очень странно в таких обстоятельствах вдруг забыть обо всем и погрузиться в созерцание костюма! В нормальной обстановке я либо вообще не заметил бы, что у Аркадия обновка, либо глянул бы мимоходом и пробурчал что-нибудь вроде: «Ничего вещичка!»
Но тут дело обстояло иначе. Недаром я четвертый день подряд занимался в основном тем, что сопоставлял и пытался связать воедино разрозненные и с виду весьма далекие друг от друга события, факты, детали. Видно, мозг мой уже настроился на автоматическое включение по программе: факт — ассоциация
— гипотеза и так далее. И сейчас эта программа сработала четко и безотказно.
Костюм на Аркадии был вообще странный. Наверное, на такой костюм я отреагировал бы даже помимо всяких ассоциаций. Ну, отреагировал бы однозначно: просто покатился бы со смеху. Клоунский какой-то наряд, ей-богу! Коричневый пиджак, двубортный, с невероятно широкими отворотами. А отвороты — кожаные! И вдобавок пристегнуты по краям на большие медные кнопки.
Но сейчас мне было не до смеху. Глянул я на пиджак Аркадия и моментально вспомнил слова Нины: «Костюм на нем какой-то странный был… борта широченные и блестят…» Мозг уже заработал по схеме и начал выдавать вопрос за вопросом: «Почему я не видел его в этом костюме двадцатого на работе? Такие борта и я бы заметил!.. Где он прятал этот костюм и зачем надел его сразу после работы?.. Зачем вообще понадобился Аркашке такой идиотский костюм?..»
Я все стоял, уставившись на сверкающие медно-красные кнопки и мучительно соображая: зачем они? Мне вдобавок почему-то страшно было поднять глаза на лицо Аркадия — вдруг он сейчас ухмыльнется так же криво и зловеще, как вчера у хронокамеры? Мне казалось, что если я снова увижу эту ухмылку, то не выдержу: заору, ударю Аркадия или убегу сломя голову.
Пока не выдержал Аркадий: он нервно передернулся и спросил довольно неласковым тоном:
— Чего это ты такой обалделый… и помятый весь? В парадном, что ли, ночевал?
Почему — в парадном? Странные у Аркашеньки фантазии. Сам-то ты где ночевал, брат, вот интересно! Я осторожно поднял глаза. Никаких зловещих гангстерских ухмылок; глаза, правда, слегка насмешливые, но у Аркадия они почти всегда такие. А вообще-то вид у него неважный: лицо осунулось и почернело, веки красноватые, воспаленные. Не спал он сегодня, что ли?
— Нет, зачем же в парадном? — медленно ответил я, глядя на него. — Я у тебя, Аркашенька, ночевал. На твоей шикарной тахте…
Аркадий дернулся и приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать. По лицу его пробежала легкая судорога. Потом он сказал, глядя в сторону, преувеличенно небрежным тоном:
— Я задержался там… в одном месте. Поздно было идти далеко… Я там и переночевал.
Давай, давай, Аркашенька! Сделаем вид, что мы тебе поверили. Только не скажем, что кто-то сидел в твоей комнате. Не исключено, пожалуй, что это ты сам и был.
Аркадий вдруг начал счищать какое-то невидимое пятнышко с рукава и, не поднимая глаз, отрывисто спросил:
— Ты что, на работу вообще не идешь сегодня?
— Да понимаешь… — доверительно сказал я, не спуская с него глаз, — я тут с одним человеком уговорился встретиться, а он что-то не идет. Вообще-то действительно пора на работу, опоздали мы. А ты как сюда попал?
Аркадий нахмурился и подозрительно глянул на меня.
— Да так, по дороге зашел… — пробормотал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115