Список неподсильных для Боба дел насчитывал всего три пункта. Оказалось, что он не может впрячь в одну телегу коня и трепетную лань, мышей не ловит, не может не вмешаться, когда обижают женщину. Я сразу представил себе эту самую трепетную лань и решил, что смирюсь с первым недостатком. Что он, голубчик, мышей не ловит, так это меня даже почему-то умилило. И — на моем корабле нельзя было обидеть женщину за неимением таковой.
Полагаю, что, пока я читал и обдумывал эту галиматью, на моем лице ничего не отражалось, ибо я без труда уловил Гришины эмоции, которые можно было бы сформулировать следующим образом: хотел бы я знать, обладает ли этот грубиян чувством юмора? Желание оправданное, так как Гриша Кемень должен был стать третьим членом экипажа, а ни меня, ни Родиона он совсем не знал. Список недоступных для робота дел составил, конечно, Гриша, и это меня порадовало, так как зануда такого не сочинит, а занудство — в полете едва ли не самое противное из качеств, бедствие — хуже пожара.
Конечно, и робот мог быть подготовлен Гришей все с той же целью приглядеться ко мне. Ну ладно, думаю, сейчас я тебя проверю, я тебя подкузьмю, или подкузмлю, как правильно? Я тебе задам вопросик!
— А стихи ты, Боб, сочинять можешь?
— Чтобы профессионально, так не скажу, но чтобы совсем нет, так скорее да! — ответил Боб.
— Тогда выдай что-нибудь такое-этакое, что-нибудь любовно-электронное. Из жизни роботов.
Смотрю я на Гришу, а он и глазом не моргнул, робот же задумался на секунду, очень естественно задумался.
— Вот, пожалуйста!
Здесь нет идиллий одни лишь факты.
О! Вы включили мои контакты!
Ты слышишь стоны?
То я ожила, то электроны бегут по жилам.
— Домашняя заготовка?
— Пардон! Разве такой вопрос можно предвидеть. Экспромт.
— Стихи не очень, — сказал Гриша Кемень. — Непонятно, как можно идиллии противопоставлять фактам. Правильно было бы — иллюзии, но тогда пропадает рифма.
— Да вы что, товарищи! — закричал Боб. — Разве ж можно ко мне подходить с человеческими мерками!
Прежде чем упасть, я успел придвинуть кресло. В соседнем корчился от смеха Гриша Кемень. Это обращение — товарищи — исключало какие-либо подозрения в предначертанности поведения робота, оно было естественным и адекватным обстановке.
Отсмеявшись, мы порешили, что на этом разминку можно закончить, и стали втроем обсуждать обширную программу испытаний. Боб особенно напирал на то, что мы с ним составим отличную человеко-машинную систему. А может быть, и машинно-человеческую: в этом месте рассуждении глаза его опрозрачнились, и со дна их проявилась мозаика фасеток. А Гриша Кемень высказал недоумение по поводу того, что вот человеко-машинная система получила название «эргатическая система», а животно-машинная никак не называется. А нужда в таком названии, нетрудно предвидеть, скоро возникнет. Боб сказал, что лично он готов сотрудничать с кем угодно и для него что человек, что собака, все едино, а может, даже собака лучше, претензий меньше. Но пусть я не волнуюсь, он приложит все силы, чтобы оправдать надежды. Ибо без него, робота для дальних полетов, эти самые полеты и состояться не могут. И мы с Кеменем его не стали разубеждать.
— Мое назначение какое? — разглагольствовал Боб. — Я должен освободить тебя от монотонных и однообразных действий, чтобы ты мог отдать себя решению интеллектуальных задач. И я тебя, будь спокоен, освобожу.
Робот проявлял себя как личность, и мне показалось, что это было неожиданно для самого Кеменя, куратора-разработчика. Я пилот и в силу этого знаком с автоматами различного назначения, но можно ли назвать роботом даже самый многофункциональный автомат? Во всяком случае, в нашей пилотской среде такое название не прижилось. Видимо, словом «робот» люди со времен Чапека будут всегда обозначать нечто человекоподобное. В этом смысле андроид Боб был воплощенный робот. Его разумное, ну пусть, псевдоразумное поведение произвело на меня ошеломляющее впечатление. Хотя, в конце концов, что есть разум? Кто усомнится в разумности моего пса Родиона? Короче говоря, Боб меня потряс. И я не решился задавать при нем вопросы, которые счел бы неделикатными в человеческом общении. Я дождался, пока Боба увели.
Гриша Кемень держал паузу, и я не стал его томить.
— Ничего подобного я и представить не мог. — Мне хотелось сказать Грише приятное, и не пришлось кривить душой. — Блестящая работа. И знаете, что больше всего поражает? Голос! Говорящие автоматы сейчас на каждом шагу, но Боб! Диапазон, модуляции, выразительность… Ваши акустики чудодеи. Однако что-то я не вижу, не заметил в нем проявления любви ко мне. Где любовь, спрашивается?
— Будет, — заулыбался Кемень. — Блок любви пока в него не вложен, но место оставлено.
— Ну ладно. — Я смягчился. Откровенно, мне он и так хорош. Перетопчусь без любви.
В ближайшие три месяца нам — Грише, мне и Родиону — предстояло создать пусть и маленький, но слаженный космический коллектив. Предстояли длительные тренировки, работа с программой, освоение новой аппаратуры, контрольные записи наших данных в нормальном нашем состоянии и прочие заботы, и несть им числа. Потому для экономии времени нам с Родионом определили жить в ближайшем поселке, одном из многочисленных жилых комплексов на территории ИКИ. Выделен нам был двухкомнатный коттедж, вроде избушки на курьих ножках без особых удобств. Но мне было все равно, в нем мы только спали, да на крошечной лужайке возле дома Родион по утрам развлекал щенка, который упрямо и постоянно осаждал нас. Я понимал, что малыш хочет поселиться в доме и тем самым обресть нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10