— Опять сдаюсь! Признаю себя всемогущим и благим, создателем Вселенной вообще и рынка оргтехники в частности.Портнов остался непроницаемым.— Вселенную, да и рынок оргтехники, — это ещё до вас. А вот насчёт всемогущества вы почти угадали. Вернее сказать, вы почти всемогущи.Завершить лекцию Иван Иванович не успел. Дверь кабинета вдруг распахнулась с неприличным треском, и в комнату ввалились грубые люди в чёрных масках и камуфляже. За ними, отстав на полсекунды, влетели их же грубые вопли:— Мордой на стол! Руки, сука! Не двигаться! 8 Поговорить удалось только в камере для временно задержанных.По пути Леденцов пытался что-нибудь выяснить, получил краткий, но выразительный ответ в виде тычка прикладом и благоразумно заткнулся.Зато уж в камере Емельян Павлович дал волю чувствам и словам. Обращал он их к потолку и лишь на излёте вдохновения повернулся к собрату по несчастью:— Всемогущий, говорите, Иван Иванович? А отсюда, стало быть, начинается мой путь на Голгофу?Иван Иванович поморщился, как будто упоминание о Голгофе задело его за живое.— Почти всемогущий, — выделил он первое слово. — Но не абсолютно.— И кто ж моё всемогущество обломал? Другой всемогущий? Только злой и нехороший?— Вы на верном пути, — Иван Иванович понизил голос, — однако давайте потише, иначе вас очень скоро переведут в психиатрическую лечебницу.Леденцов огляделся. В камере было ещё четверо задержанных, и смотрели они на гостей с брезгливой опасливостью.— Лучше пораскиньте мозгами, — так же тихо продолжил Портнов, — почему вам не удалось тогда спасти вашего друга Мартова?Теперь настала пора морщиться Леденцову.— Мартов-то тут при чём? Кстати, если уж я такой разэдакий, то почему я не смог его спасти?— Дело в том, что кроме таких, как вы, мастеров силы…— Кого?— Мастер силы, мастер желания, “топор” — выбирайте термин себе по вкусу. Так вот, кроме всемогущих со знаком плюс есть ещё всемогущие со знаком минус.— Понятно. То есть эти парни, -Леденцов перешёл на театральный шёпот, — хотят зла! “Я часть той силы, что вечно хочет зла”…— …“и вечно совершает благо”. Очень удачная цитата. Только нужно её перевернуть. “Я часть той силы, что вечно хочет блага и совершает зло”.— Один из лучших переводов, — раздалось из-за спин собеседников.Развернувшись, Иван Иванович и Емельян Павлович обнаружили, что не все обитатели камеры шугаются от них, как от тихопомешанных. Серый тип невнятной наружности под шумок подобрался вплотную и, очевидно, подслушивал. Фигура его невероятным образом совмещала в себе худобу и отёчность, светлые глаза смотрели с меланхолией верблюда сквозь перевязанные ниткой очки. Изо рта у незнакомца неприятно попахивало.— Прошу прощения, — серый тип прикоснулся к воображаемой кепке жестом профессионального попрошайки, — я случайно услышал цитату о благе и зле. И я полностью с вами согласен.— Эй, Тридцать Три! — крикнули от окна попрошайке. — А ну иди сюда, баран!— Все нормально! — Иван Иванович успокаивающе вскинул руку, и Леденцов обнаружил, что этот человек умеет говорить властно.У окна тоже это почувствовали, во всяком случае, промолчали.— Благодарю, — очкарик поклонился.И этот жест у него вышел странно смешанным: угодничество и достоинство в одном флаконе. Точнее, в одной бутылке из-под пива.— Так я продолжу. Перевод, который цитировали вы, использовал и Михаил Афанасьевич Булгаков. Иногда используют перевод Пастернака. Как это… — человечек прикрыл глаза и почти пропел, — “Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла”. Правда, хуже?Емельян Павлович терпеливо сопел, дожидаясь, когда можно будет вернуться к интересующему его разговору. Портнов, наоборот, слушал с очевидным вниманием.— Любопытно, — сказал он. — Вы в прошлом филолог?Леденцов вздрогнул. Не хватало ещё встретить здесь однокашника.— Лингвист, — ответил серый человек. — Точнее, текстолог. Был младшим научным сотрудником института кибернетики. В Москве.Последнее обстоятельство он отметил с чувством превосходства.— И зовут вас?— Тридцать Три, вы же слышали. Это уменьшительно-ласкательное от “Тридцать Три Несчастья”.Емельян Павлович наблюдал за беседой с недоумением. Он не представлял, кому придёт в голову обращаться к блеклому бомжу уменьшительно, да ещё и ласкательно. Зато в глазах Портнова горел охотничий азарт.— Это потому, — продолжал Тридцать Три, — что я приношу несчастье. Так считают.Иван Иванович чуть не облизнулся.— Если бы я верил в судьбу, — сказал он Леденцову, — я бы сказал, что это её знак. А где найти вас, милейший, — обратился он к бывшему лингвисту, — ради продолжения беседы?— Здесь. Или на вокзале.Вопроса “зачем?” он не задал. Раз спрашивают, значит нужен. Господам виднее.— Послушайте, — Емельян Павлович еле дождался, пока Тридцать Три отойдёт на шаг, — зачем вам этот бомж? Мы говорили о людях, которые хотят блага, а творят чёрт знает что.— А это один из них, — ответил Портнов, глядя в спину спившемуся текстологу. — Типичный мастер сглаза. Не слишком сильный, но для начала сойдёт.— Для какого начала? Учтите, я в авантюры никогда не впутываюсь.— Уже впутались.— Леденцов! — крикнул охранник. — Портнов! На выход с вещами! 9 Емельян Павлович так и не понял, почему, покинув каталажку, он не послал этого ненормального Портнова ко всем чертям со товарищи. Более того, уже на следующий день вёз его на своей “аудюхе” в сторону вокзала. Так получилось. Офис все ещё опечатан, счета арестованы, и заняться решительно нечем. Даже доказывать правду долго не пришлось: мэр лично пообещал во всём разобраться и “
1 2 3 4 5 6 7 8 9