– Ага, – сказал Дюша и снова повернулся к окну. – Семыч, у тебя курево есть?
А комбинезончик на тебе тот же... Ну, конечно, узнал. Ты та самая голенастая стерва, которая пролезла со своим сраным микрофоном к черному ходу, когда мы выводили раненого президента. Странно, мне показалось, , что Чумазый тогда сломал тебе челюсть.
– Вы не имеете права! – повторила женщина и тем же хорошо поставленным голосом без малейших признаков истерики понесла какую-то околесицу про свою говенную газету. Дюша, , ни на грамм не вникая в этот бред, принялся ее рассматривать. Да-а, такую челюсть кулаком не возьмешь. Такими зубами людей пополам перекусывают. Корреспондентка, так тебя разэтак! Нимфоманка ты оголтелая, даром, что с университетским дипломом.
– И куда ж ты лезешь, милая? – ласково спросил Дюша, выдыхая дым под стол. – Чего у вас там – совсем мужики кончились, что ты под наших подонков ложишься? – Корреспондентка от неожиданности поперхнулась цитатой из Декларации прав человека. Сема настороженно смотрел на Дюшу. Сема волновался. Таким ласковым голосом начальник разговаривал только со смертниками.
– Я прошу вас связаться с нашим консулом, – вяло произнесла женщина, уже чувствуя, что роль ее – немножко из другого спектакля. Но самообладание еще оставалось при ней. – Руки развяжите.
– Зачем? – удивился Дюша. – По-моему, так гораздо лучше. Правда, Семен?
Сема, громко сглотнув слюну, кивнул. Женщина вздрогнула.
– Ладно, – хрипло сказала она, непринужденно, как ей показалось, переходя на язык “своего парня” из американского боевика, – хрен с вами, мужики, можно и покувыркаться. Только потом из города меня выведете?
– Ага. – Дюша с трудом сдержался, чтобы не вскочить и еще раз не попробовать на прочность ее голливудскую челюсть. Но вместо этого повернулся к окну и с полминуты слушал осточертевшее “хлоп-хлоп”. – Сема выведет. Вот только интервью даст и выведет.
Телефон на столе то ли булькнул, то ли хрюкнул – во время вчерашнего допроса его два раза роняли на пол.
– Дюша! – заорали в трубке. – Пострелять не хочешь? На Большой Подьяческой мародеров прихватили!
– Опять угловой дом?
– А как же! – говорящий сипло дышал в трубку.
– Едем, – коротко ответил Дюша и, не обращая внимания на побледневшую женщину, вышел из комнаты. Уже в конце коридора до него донеслись громкие крики. Корреспондентка орала по-английски.
Ну и, конечно, пока заводили машину, пока объезжали завал у Никольской церкви, к самому представлению опоздали. Четыре трупа мародеров уже лежали на разбитом тротуаре, пятый висел, по пояс высунувшись из окна второго этажа. Кто-то из мужиков, проходя мимо, небрежно столкнул тело вниз. Знакомый почерк. После Жекиной команды всегда остается море крови и гора покромсанного мяса. Не всегда даже удается точно определить, сколько было мародеров. Очень уж ребята у Жеки шустрые. Странно, что сегодня они так тихо и аккуратно управились.
– Дюша! – Жека махал рукой из подъезда. – Давай сюда! Еще двое в подвале заперлись! Щас выкуривать будем!
Ну понятно. Главное, оказывается, еще впереди. Дюша в сомнении покачался с носков на каблуки, раздумывая, чего ему больше хочется: поглядеть на Сему с корреспонденткой или поучаствовать в выкуривании мародеров. То есть от чего будет меньше тошнить. Но тут вопрос разрешился сам собой. Где-то глухо бахнуло, асфальт под ногами дрогнул, из подвального окна полез желтый густой дым. С диким воем из парадного выскочил горящий человек и быстро, зигзагами побежал по улице. Человек пять из Жекиной команды высыпали за ним и, улюлюкая, принялись стрелять по бегущему. Дюша отвернулся и пошел к машине.
Он не любил Жеку и его команду. Их никто не любил. Даже начальство, которое каждый день на вечернем совещании ставило всем в пример хорошую боевую подготовку и высокую мобильность группы Евгения Старикова. Правда, уже в самом узком кругу, после совещания и второй бутылки, генерал Лобин не одобрял чудовищную, даже для военного времени, жестокость Жекиных бойцов. Сам Жека ко второй бутылке не допускался, поэтому, надо полагать, совершенно был не в курсе, что начнется в Питере завтра. Судьба Евгения Старикова не волновала генерала Лобина. “В чистый город – с чистыми руками!” – тонко шутил генерал. А сам собирался отсиживаться в Мариинке и уже перетащил туда месячный запас жратвы и широченную кровать из “Астории”. Видно, считает, что у него-то с руками все нормально.
Мимо Дюши прошел Жекин ближайший соратник Вася, ведя за собой ходячий талисман команды – слепого еврейского мальчика Юру.
– ...троих сразу замочили, – ласково рассказывал Вася на ходу, – а один на меня с ножом прыгнуть удумал.
– А ты? – тонким голоском спрашивал Юра.
– Я? Я его поближе подпустил да ка-ак...
– Вася! – окликнул Дюша. – Мусор за собой уберите.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Вася не глядя.
– Я сказал, труповоз вызовите, – не повышая голоса, но гораздо жестче сказал Дюша.
– Вызовем, вызовем... А он, понимаешь, в ноги кидается... – В самую первую эвакуацию прямо на Московском вокзале разбомбили поезд с детьми. У Васи там погибли двое мальчишек-близнецов.
Дюше вдруг страшно захотелось выпить спирта. Полкружки, не меньше. И именно спирта. Чтоб обожгло горло и раскаленным камнем шарахнуло в желудок.
Жекины бойцы подтягивались к подъезду, весело переговариваясь. Один из них уже тащил ведро с водой – Стариков любил ополоснуться после операции. Дюша двинулся к машине, нащупывая в кармане сигареты и пытаясь угадать, сколько штук там еще осталось.
– Давай в Михайловский, к Сидорову, – скомандовал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125