— Будь всегда начеку, племянник. Они древни и коварны. В прошлом они забирали неосторожных. Помни: они как рыбаки, и разум для них — что крючок с наживкой. Они крадутся, пробираются, находят себе дорогу в твой мозг, а стоит тебе проглотить наживку, как они вытянут тебя — медленно, но неизбежно. Жертва чувствует тепло, ею овладевает ощущение безопасности; вплоть до тоге, что считает себя совершенно неуязвимой и переполненной высшей надмирной гармонии. В прошлом людей заставляли покидать свои дома посреди ночи и пешком пробираться ко входам в пещеры. Там они прижимались к решеткам — настолько они были зачарованы, и ждали прихода вампиров, ждали, когда немертвые протянут руки сквозь прутья решетки, чтобы взять, что пожелают, у того, кто пришел — будь то мужчина, женщина или ребенок...
5
Бернис поднялась на пятый этаж. Сейчас ей ни с того ни с сего захотелось закружиться в вальсе по коридору, будто принцессе на балу. Все кружиться, кружиться и кружиться, чтобы подол длинной юбки встал колоколом.
Я влюблена в Дэвида Леппингтона, подумала она с внезапным приливом удовольствия. Я влюблена в него. А он влюблен в меня. Она нарисовала перед мысленным взором его улыбку и припомнила его голос, и ей снова захотелось танцевать.
Она чувствовала себя такой сексуальной, такой... да! До кончиков ногтей эротичной.
Ей не терпелось почувствовать, как ее гладят голые руки и слегка потирают спину...
Пройдя но коридору, она открыла дверь своего номера. Все тело как бы зудело. Это все — старая одежда. Почему бы не переодеться во что-нибудь получше?
Как насчет нарядов из стенного шкафа? Запретной одежды, дурной одежды, секс-одежды?
Бернис хихикнула.
Да, она просто влюблена в ощущение атласов и прохладных шелков Электры на своей коже. Почему бы и нет, Бернис? За то, что ты красива и сексуальна, теперь ведь не повесят. Она улыбнулась. Во всяком случае, пока.
Она выпорхнула из номера назад в коридор, в сторону кладовки, где в тайнике пряталась экзотические и несказанно эротичные наряды Электры.
6
К десяти часам, она была почти готова. Опять на ней были длинные перчатки из черных кружев, закрывавшие ей локоть. Она поправила на бедрах восхитительно длинную юбку из черного атласа, потом осторожно натянула сапоги из черной лакированной кожи до колена. Шнуровка сапог шла по самой кости голени, и были эти сапоги так изысканно узки, будто две сильных мужских руки сжимали ей икру.
Поверх юбки красовалась свободная — очень свободная, учитывая то, что сшита она была на пышные формы Электры, — блузка. Блуза тоже была из черных кружев, причем само кружево было настолько — невероятно — тонким, почти прозрачным. Когда Бернис подвергла себя критическому осмотру, отражение оказалось на диво привлекательным.
Кружево было таким легким, что казалось, ее тело одето в черный туман. Когда она повернулось, ей почудилось, что само ее тело испускает ауру черноты, будто чернота притаилась в каком-то сантиметре под ее бледной кожей.
И снова за готическим нарядом последовали обильные тени вокруг глаз. Горы и реки глубоких, темных теней. Потом — угольно-черный карандаш вокруг глаз, который дал подводку как у египетских принцесс.
И наконец, последний штрих — красная губная помада. Сочного, влажного кроваво-красного цвета, который ярко выделялся на ее белом лице. Само совершенство.
Одного взгляда в зеркало хватило, чтобы глаза у Бернис засветились от удовольствия. Опять тот же эффект столкновения противоположностей: похоронная чернота викторианской одежды и вид тайного объекта эротических мужских фантазий. Кожа Бернис казалась невероятно чувствительной. Она ощущала разные ткани, касавшиеся кожи: прохладную шелковистость атласа и шелка, чуть более грубую текстуру черных кружевных перчаток, которые так плотно прилегали к рукам, словно выросли на них сами собой.
И зачем я все это делаю, удивилась она. Дэвида нет, и всех этих усилий он не оценит. Не важно. Он увидит меня попозже, увидит во всей моей темной мерцающей красе, увенчанной сияющим «пора в постель» взглядом и чувственными красными губами.
Электре она во что бы то ни стало покажется. Она так и слышала, как смеется и хлопает в ладоши пораженная таким преображением хозяйка гостиницы. Это будет небольшим развлечением, таким, что скрасит долгую-долгую ночь.
Беззаботно напевая себе под нос, девушка вышла из номера и поплыла по коридору, будто маленькая хозяйка большого дома. Бернис помедлила, заметив, что что-то не так.
Ну... что-то изменилось.
Но что?
Она оглянулась посмотреть в дальний конец коридора.
И, поняв в чем дело, коротко рассмеялась.
Для ее уха этот смешок показался беззаботным и звенящим.
Для кого-нибудь другого он мог бы прозвучать смехом пьяного или того, кто опасно близко подошел к краю безумия.
Бернис повернулась и, глянув по сторонам, присела в реверансе.
— Что ж, спасибо, — произнесла она в пустоту. — Спасибо, что прислали за мной лифт.
Двери лифта стояли настежь. Внутри горел свет.
Шурша юбкой, Бернис легко, будто бабочка, вплыла в кабину.
Девушка подняла затянутый в кружево палец, чтобы нажать пластиковую кнопку с цифрой "1", потертой и блестящей цифрой "1".
Но не успела она даже коснуться ее, как двери лифта сами собой стали закрываться.
— Опять спасибо, — совершенно счастливо сказала она, когда с сухим царапающим звуком сомкнулись двери.
Мотор лифта загудел, стены и пол кабины дрогнули. Лифт начал опускаться, унося Бернис за собой вниз.
7
Электра Чарнвуд сонно прибрела в собственную кухню, зевнула, прикрывая рот рукой.
— Простите... а, я так устала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151