Чертовски глупо было.
Это пиво во всем виновато.
Вечно пиво толкает тебя на всякие глупости. Тебе же сорок шесть лет, мать твою так, не пора ли научиться.
Слишком много чертова пива. Три часа в пабе, потом через дорогу — к Смурному Сэму на покер и еще пару пива, и еще пару. Даун — сын Смурного Сэма — подает пиво в каких попало старых стаканах. И, конечно же, схлебывает пену на кухне. Все делают вид, что не замечают, но на краю стакана чувствуется его слюна, поскольку сын Смурного Сэма ничего весь вечер не ест, кроме мятных таблеток — хрум, хрум, хрум...
И придурочный сын Смурного Сэма вечно носит на своей дурацкой уродливой башке картонную корону. Корона — золотая со светящейся оранжевой надписью: «Бургер Квин». Ну не глупость ли это? Кто станет носить картонную корону? Даже если у тебя не хватает хромосомы или чего там еще?
Ого-го, полегче надо с пивом, дружок. Мочевой пузырь так долго не протянет.
Он сморщил нос на дымящуюся мочу на пороге; в свете уличных фонарей лужа посверкивала золотым и солнечно-желтым. А что, выглядит вполне симпатично. Вполне симпатично.
Он откашлялся и сплюнул в лужу жидкости, на выработку которой упорно истратили весь вечер его почки и печень.
И так Иисус превратил воду в вино.
Ну а велик'-ик'-ий и ужасный я превратил экспортный «хейнекен» в воду... старую, соленую водичку...
Он сообразил, что кренится вперед, опираясь одной рукой на дверь лавки.
А где же эти старые шельмы?
С усилием откачнувшись назад и снова став на ноги, он двинул вперед со значительно меньшей уверенностью, чем годовалый малыш, делающий свои первые шаги.
— Эй! — хрипло крикнул он шагающим вдаль по Главной улице Смиту и Бенджу. — Эй! Подо'ик'ждите, ребята... нас подо'ик'-ждите, а?
Пошатываясь, Джон Дойл брел за своими:
— Эй, пождите, ик', ребя'ик'та!
Они не слышали. Продолжали идти.
— Глухие тетери, — буркнул он себе под нос и зашагал быстрее. В одном ботинке, в том, которым он наступил в лужу где-то по дороге в город, хлюпало.
Пригнув голову, Дойл упорно, хотя и зигзагом, двигался по улице. До моста ему оставалось еще шагов двадцать, а два его дружка уже почти перешли на ту сторону реки, когда он почувствовал, что кто-то легко тронул его за рукав.
— Простите, у вас есть время?
Остановившись, Дойл повернулся всем телом, чтобы посмотреть, кто стоит в темноте переулка.
Пришлось прищуриться. Это была девушка с пушистыми светлыми волосами, под уличными фонарями отсвечивающими золотом. Прямо ему в лицо смотрела пара прекрасных глаз.
Джон почувствовал, как по хребту пробежала дрожь возбуждения.
— У вас есть время?
Господи, и голосок у нее кокетливый.
— Время, — повторил он, с трудом ворочая языком. — Время?
— Да.
— А ты не та девчонка Моббери? Саманта?
— Нет, я Диана, старшая сестра Самми.
Он опустил взгляд на треугольник кожи, обнаженный расстегнутыми пуговицам блузки. Святые небеса, он заметил краешек черного кружевного бюстгальтера — только краешек.
Он в жизни не видел столь хорошенького белья на живом человеке... перед глазами смутно маячили сверхпрочные и похожие на броню бюстгальтеры супруги.
Господи, он даже чувствовал жар ее тела, этот жар накатывал волнами, а прожигающие его глаза девчонки словно излучали сексуальную энергию.
Он сглотнул.
— Диана Моббери... да, да... я тебя помню... ты, ты прекрасна...
— Спасибо. Большое спасибо.
Она захлопала длинными ресницами. Одним словом, выглядела она по-девчоночьи невинной, и в то же время зрелая женщина — искушенная, опытная, чувственная.
Эти глаза приковывали. Они сияли, огромные и круглые в свете уличных фонарей.
Она была прекрасна и...
О боже, как же он хотел ее. Он хотел ее больше всего на свете. Каждая клеточка его тела рвалась коснуться ее; он вообразил себе, как касается щекой ее щеки, как чувствует жар, текущий сквозь ее кожу.
— Вы всегда мне нравились, мистер Дойл, — прошептала она с хрипотцой. — Вы казались всегда таким сильным.
— Да?
Загипнотизированный, он не мог отвести взгляда от ее глаз и чувствовал, как душа покидает его тело, чтобы перетечь в нее.
— Готова поспорить, вы можете поднять меня как перышко.
— Я мог бы, да... я мог бы, — выдохнул он, наслаждаясь самим ощущением ее присутствия.
— Мистер Дойл, почему бы вам не попытаться?
— Поднять тебя?
Сердце у него забилось быстрее, кровь ревела в артериях у него на шее, споря грохотом со вздувшимся Леппингом, пенящимся по камням всего в нескольких шагах от них.
— Да, — прошептала она из тени, глаза ее горели как два светлячка. — Возьмите меня на руки, мистер Дойл, пожалуйста.
Ведомый горящими глазами, он сделал шаг с мостовой в темноту.
Он потянулся, чтобы наугад найти тоненькую талию.
И поднял ее на руки.
О... он с шумом втянул в себя воздух, когда губы коснулись его обнаженного горла.
6
— Больница будет сразу, как поднимемся на холм, — сказала Бернис, сворачивая с основной дороги на узкое шоссе, которое, извиваясь, уходило в холмы. — Не холодно? — Пальцы ев легли на переключатель обогревателя.
— А? Да, нормально. Прости, я задумался. — Дэвид улыбнулся.
Бернис улыбнулась в ответ, чувствуя, как между ними возникает тесная связь. Бот мой, подумала она, ну почему мы едем вдвоем за город именно в таких обстоятельствах?
Почему именно эта мрачная поездка в больницу и мы оба не знаем, жив его дядя или мертв?
И ночь кажется слишком темной, думала она, почему-то темнее обычного. Уличные фонари с большим трудом отбрасывали пятна оранжевого света, и то не больше чем на жалких несколько шагов.
Теперь они поднимались в гору. По обеим сторонам шоссе высились дома, погруженные во тьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151