Шанклин, как известно, находится на острове Уайт, а Лаймингтон лежит уже на Британских островах.Я летел в одиночестве на одномоторном самолете, после всех этих лет короткие перелеты с острова на большую землю стали для меня столь же рутинными, как поездка на местном автобусе. Небо было ясное, гладкое, как зеркало, море отражало его голубизну, и я испытывал подъем духа, радуясь спокойному полету в столь прекрасный день.Но судьба, как известно, постоянно выжидает момента, чтобы подставить ножку, добиваясь порой комического, а порой и трагического результата.В тот самый момент, когда я оставил позади побережье острова Уайт, здоровенная чайка, решив променять свою земную жизнь на птичий рай, врезалась в единственный мотор моей летающей лодки. Деревянный пропеллер, естественно, разлетелся в щепки, а как вам, наверное, известно, летающая лодка без пропеллера держится в воздухе немногим лучше обычного кирпича.По счастью, мне удалось развернуть нос лодки в обратную сторону, и под свист ветра в растяжках я начал планировать к земле.Приземление вряд ли можно было назвать элегантным, но оно оказалось вполне приличным, поскольку машина не развалилась, плюхнувшись в воду в нескольких ярдах от берега.Во всем остальном это происшествие было полностью лишено драматизма. Рыбачий баркас отбуксировал меня к молу, и я, ошвартовав покалеченный самолет, прошел в небольшую прибрежную деревушку Байтуотер. Оттуда по радио я отрапортовал начальству, что был сбит заблудшей чайкой.После неизбежной порции смеха и шуток в мой адрес я получил приказ подыскать себе помещение на ночь и ждать утром прибытия механика с новым пропеллером.Затем мне пришлось потратить целый час на то, чтобы, извозившись до ушей, выскрести из мотора останки бедной птички.Мне следовало бы сохранить хотя бы перышко, чтобы использовать его в качестве охраняющего от бед амулета, Чайка тогда спасла мне жизнь.Если бы птица не пожертвовала собой, вы наверняка не читали бы этих строк. Но в то время я этого не знал.Я восседал на краю кровати, а мои дедуктивные способности не желали проявлять никаких признаков улучшения. Глаза утверждали, что глухая ночь еще не кончилась; слух столь же упорно заявлял, что солнце уже давно взошло.До меня доносился шум работы. За окном раздавались шаги. Словом — обычные утренние звуки.Затем где-то вдалеке послышались невнятные выкрики. Казалось, супруги выясняют отношения на повышенных тонах. Я даже ждал, что финалом семейной драмы станет звук хлопнувшей двери.Но голоса резко оборвались.Столь же внезапно затих и стук палочки слепца.Еще несколько секунд — и размеренное цоканье копыт идущей шагом лошади превратилось в дробный стук. Лошадь перешла на рысь. Вскоре и этот звук затих.Тьма не желала исчезать...Ну это уж явный перебор!Я летчик, человек с железными нервами, но темнота начала подтачивать даже мою нервную систему. Подтачивать больше, чем я мог себе признаться.— Мистер Хартлоу... Мистер Хартлоу! — позвал я хозяина дома и замолчал, выжидая, когда откроется дверь и послышится ласковый голос мистера Хартлоу: «Я здесь, Дэвид. К чему весь этот шум?»Однако мистер Хартлоу, который после тридцати лет слепоты ориентировался в своем доме, как юноша со стопроцентным зрением, так и не появился.— Мистер Хартлоу...Ненасытная темнота поглотила мой голос.У меня возникла страшная догадка: это начали возвращаться детские страхи, от которых я сумел избавиться, лишь значительно повзрослев.Страх темноты. Той темноты, когда любая тень на стене может стать ужасным безымянным чудовищем, которое только и ждет момента, чтобы вцепиться когтями в горло... когда скрип половой доски шепчет о том, что за дверью притаился безумец с окровавленным топором...И тогда я понял, что страхи не уходят без следа, они всего лишь впадают в спячку. Как только возникают благоприятные условия, они снова являются как призраки из глубин мозга...Я ничего не вижу, я только слышу людей, двигающихся средь бела дня, потому...Когда еще не до конца оформившееся слово зародилось в сознании, меня пробрала дрожь. Я ничего не вижу по очень простой причине — я ослеп.Как у только что ослепшего человека, у меня не было той уверенности, которую успели обрести люди, потерявшие зрение тридцать лет назад, в ночь, когда в небе возник поток странных зеленых огней.Я наверняка выглядел очень жалко, пытаясь пересечь комнату с нелепо вытянутыми перед собой руками. Тяжелый стук сердца был единственным звуком, достигавшим моих ушей.— Мистер Хартлоу... вы меня слышите? Никакого ответа.— Мистер Хартлоу... Мистер Хартлоу!Молчание.Нащупав дверь, я выбрался на лестничную площадку. Кругом царила та же всепоглощающая тьма. Теперь под ногами был мягкий ковер. Я двинулся вперед. Пальцы скользили по выпуклым узорам дешевых обоев. Вот они коснулись дверной рамы, за которой последовала и сама дверь.— Мистер Хартлоу! — распахнув дверь, позвал я.Ответа не последовало. Мое тяжелое дыхание заглушало теперь не только стук сердца, но и все прочие звуки.Я с трудом передвигался по дому, открывая двери и взывая к мистеру Хартлоу.Через некоторое время я потерял ориентацию и уже не мог определить, где находится моя комната.— Так вот что значит быть слепым, — громко сказал я самому себе. — Это всего лишь мир бесконечной ночи.У меня появилась совершенно нелепая мысль — не вернулся ли к нам тот метеорный дождь, который ослепил девяносто процентов человечества тридцать лет назад? В ту ночь мой отец Билл Мэйсен валялся на больничной койке с повязкой на глазах, после того как яд триффида попал ему в лицо.Я попытался вспомнить вчерашний вечер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118