рыжий мальчонка, раскрыв рот, слушал певца, а певец то пел, то говорил — то грозное и тревожное, то веселое и удалое, и, казалось, смотрел куда-то вдаль невидящими глазами.
Человек прикоснулся к кубику, и как бы нехотя растворились очертания моря и береговых скал, уступив место нехитрой обстановке кабинета начальника милиции.
ВРЕМЕННОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ
Некоторое время в кабинете было тихо: все сидели неподвижно и молчали.
— Ладно, — сказал начальник отделения и подошел к сейфу. Он достал бланк временного удостоверения; с минуту поколебался. — Ладно… Сейчас заполним этот бланк, фотокарточку кто-нибудь из вас принесет завтра. Принесите, пожалуйста, вы. (Дмитрий Дмитриевич кивнул.) Кстати, мне нужно будет с вами поговорить. Удостоверение будет действительно на один месяц.
Начальник отделения аккуратно обмакнул перо в высокую бутылочку с черными чернилами, посмотрел на Человека и спросил:
— Фамилия? Ваша фамилия, имя, отчество?.
— У меня нет имени, — ответил Человек.
— Мы называем его «Человек», — быстро сказал Коля, — и он откликается.
— Так и запишем, — начальник отделения четко написал на бланке: «Человек». — Когда вы родились? Человек ответил уверенно:
— Это невозможно определить.
— А мы попробуем. Если вы укажете год своего рождения, то мы прибавим время, которое вы летели к нам, и получим ваш возраст.
— У нас совсем другой принцип летосчисления. Наиболее современная система считает периоды времени с того дня, когда мы изменили наклон оси вращения своей планеты. Меня изгнали через…
— Вас изгнали? — быстро спросил Дмитрий Дмитриевич.
— Изгнали, послали в полет… к вам. Ваша речь имеет слишком много оттенков.
Начальник отделения хмыкнул.
— Ну хорошо. Так в каком году произошло это ваше… то есть когда вы вылетели?
— Мне лучше написать. — Человек взял карандаш и написал на обложке желтой брошюрки: «27 857». Он выписывал цифру за цифрой не торопясь, что-то обдумывая. — У нас в основе лежит не десять, а ваше шестьдесят, мне пришлось переводить… Но в нашем году пятьсот шестьдесят один день… Кроме того, у нас иной ход времени…
— А летели вы сколько времени?
— Не знаю… Вначале я видел только Юпитер, потом появился Сатурн. Сравнительно недавно, за восемь тысяч оборотов вашей Земли вокруг Солнца, я смог рассмотреть Плутон. Потом стали приходить первые картины с поверхности Земли. И я был так увлечен, что перестал считать ее обороты вокруг Солнца. Теперь я знаю значение многих вещей, но тогда все было загадкой. Вместе с вашими воинами я учился драться, вместе с вашими женщинами — печь хлеб…
Человек говорил громко, взволнованно. Начальник отделения отложил перо. Дмитрий Дмитриевич и Коля затаив дыхание жадно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова.
— Я хорошо помню, с чего все началось… Я увидел поле, пустынное, выжженное лучами вашего светила. Высокие, стройные люди в желтых доспехах гнали перед собой толпу. Лица воинов ничего не выражали, кроме усталости, и с тем большим интересом всматривался я в лица пленников. Они шли по выложенной каменными плитами дороге. Ветер пригибал к земле низкий кустарник. Я хорошо видел всё — день в этом месте вашей планеты только подходил к концу. Мне было… у меня было, как вы любите говорить, дурное настроение. Я летел уже тысячи лет, считая даже моими годами, а вокруг только звезды… До этого ко мне приходили то картины бескрайнего леса, то тихие озера с играющими на поверхности белокожими рыбами, то волк, прижатый к земле несколькими копьями… Но эта группа людей на дороге вывела меня из оцепенения, и с этого момента я смотрел уже не отрываясь, смотрел до боли в глазах.
Вдоль дороги стояли высокие столбы с прибитыми к ним под прямым углом досками. Воины хватали пленников одного за другим и, подтянув веревкой к перекладине, вбивали черные от крови гвозди в ступни ног, а потом… В общем, это было почти знакомым… Потом длинная тень протянулась через дорогу — это шел человек. Из ран его — а их было много — сочилась кровь. Он подошел к одному из столбов и, обхватив его руками, что-то говорил казненному товарищу, и светлый меч дрожал в его руке…
А спустя два оборота вашей планеты я увидел городи толпы голодных, полуодетых людей, встречающих криками радости какого-то важного полководца. Множество воинов окружало его. И сотни связанных людей шли за его свитой, и каждый из городской толпы старался попасть камнем в такого же оборванного, как и он сам, пленника или ударить его… Да, вы были очень похожи на нас. Много я видел картин, но эти, первые, не могу забыть…
— Забыть? — прошептал Коля. — Но ведь вы ничего не забываете!
— Я могу забыть, но вспомнить могу все, все, что видели эти глаза. — Человек прикоснулся руками к своим глазам.
— Это была расправа с каким-то восстанием рабов… — задумчиво проговорил Дмитрий Дмитриевич. — Может быть, рабов Спартака…
— Я тоже подумал об этом, — сказал начальник милиции. — Но что же было дальше?
— Я видел, как на ваших площадях зажигались костры и как всходили на них люди, еще живые люди, с лицами, то искаженными страхом или безумием, то застывшими, покорными, безразличными. Другие, одетые в черное, подбрасывали ветки в костер и деловито подносили к губам сжигаемых металлические кресты…
Потом я видел человека, привезенного в клетке — Его вывели на квадратный деревянный помост, и он что-то кричал в притихшую толпу. И видел палача, который через минуту показывал его мертвую голову… Короткие, отрывистые видения сменялись непрерывными картинами: я подлетел к Земле. Теперь я мог видеть и то, что творилось у вас ночью, а ночами ваша Земля пылала в сотнях мест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69