О святая наивность,
Ты кредо мое.
О святая невинность,
Храните ее!

…Тут она засмеялась
Светло и земно
И на крыльях любви
Упорхнула в окно.

Я к окну подошел –
Хорошо на душе!
Я не зря
На десятом живу этаже.



Баллада о левом полузащитнике
(Евгений Евтушенко)


Устав от болтовни
и безыдейности,
заняться я хочу
полезной деятельностью,
в работу окунувшийся
по щиколотку,
я в левые иду
полузащитники.
Что б ни болтали
шкурники и лодыри,
в команде нашей
стал я первым номером!
Я получаю мяч. Бегу.
Мне некогда,
тем более что пасовать мне некому,
а если бы и было –
на-кась, выкуси! –
я сам хочу
финты красиво выполнить.
И вот уже
защита проворонила,
и я уже возник перед воротами,
вопят трибуны –
мальчики и девочки, –
и мне вратарь
глазами знаки делает…
Я бью с размаху
в правый верхний угол,
бросок! Вратарь
летит на землю пугалом,
но где уж там…
Удар неотразимый,
как материт меня
вратарь-разиня!
Я оглушен
команды нашей криками,
и тренер
как-то очень странно кривится,
и голос информатора
противный:
«Счет 0:1».
Ликует… наш противник.
И по трибунам
ходят волны ропота,
ах, черт возьми,
я бил в свои ворота!
И сам себе
я повторяю шепотом:
«А что потом,
а что потом,
а что потом?..»



Баллада об убиенном козле
(Фазиль Искандер)


Когда-то давно по горам я шел,
я шел по горам пешком.
И встретился мне на пути козел,
с которым я не был знаком.

Я до сих пор не могу понять,
как он туда залез…
Стояли друг против друга мы.
Козел с рогами, я – без.

Узка тропинка, внизу обрыв,
дна пропасти не видать.
Стояли мы часа полтора,
мы долго могли стоять.

Но я торопился, в Москву спешил,
как полуабрек, был зол.
– Уйди, – сказал я, – с дороги прочь!
Уйди с дороги, козел!

Пока не поздно, уйди, пока
не вижу в тебе врага… –
Но он (шайтан!) промолчал в ответ
и лишь наклонил рога.

– Ах так! – сказал я. – Козлиный хвост!
Стало быть, не уйдешь?!
Тогда уничтожу тебя я так,
как уничтожают вошь!

Пускай поможет тебе аллах
(не знаю козьих богов!). –
И я с разбегу ударил лбом
промеж козлиных рогов.

Вот так я закончил дело, вот так
я смог наконец пройти.
А бренного тела его до сих пор
нигде не могут найти.

Я и теперь помянуть готов
(мир праху его!) козла,
Если виновен, пусть Козлотур
рассудит наши дела.

Да здравствует дружба! Сегодня мы
за это сидим и пьем.
Но если тропа как кинжал узка,
так что ж не ударить лбом?



Случай в Коп-Чик-Орде
(Сергей Марков)

Жирный лама Жамьян-жамцо,
Погрязший в смертном грехе,
Всем говорил, что видел в лицо
Богиню Дара-ехэ.

И в Эликманаре и в Узнези,
В ущельях горных – везде
Я слышал хвалы тебе, Ээзи,
Живущему в бурной воде.
Сергей Марков


Пахла ночь, как голландский сыр,
Когда, прожевав урюк,
Ушел искать красавец Тыр-Пыр
Красавицу Тюк-Матюк.

Сто лет искал он ее везде,
На небе и под водой.
Нашел он ее в Коп-Чик-Орде,
Что рядом с Кишмиш-ордой.

Она вскричала: «Бэбэ, мэмэ!
Полундра! Мизер! Буза!»
Хотя он не понял ни бе ни ме,
Сверкнули его глаза.

Призвал к себе их абориген,
Владыка Туды-Сюды.
И жирный лама Глотай-Пурген
Сказал им: «Аллаверды!»

Еще сказал он: «Пардон, батыр,
Битте-дритте Утюг!»
И пала в объятья красавцу Тыр-Пыр
Красавица Тюк-Матюк.



Хлеб, любовь и Азия
(Гарольд Регистан)


По мотивам поэмы «Звезды в снегу»


На полевом далеком стане
(Не уточняю, что за стан)
Однажды в труженицу Маню
Влюбился труженик Степан.

Она сама к нему тянулась,
Шептал он что-то, к ней припав…
И это дело затянулось
На много полновесных глав.

И вдруг он встал.
– Послушай, Манька!
Послушай, звездочка моя,
Прости, любимая, но встань-ка,
Гляди, о чем подумал я.

Я за тебя отдам хоть царство,
С тобою быть всегда готов,
Но знаешь, сколько государству
Мы можем недосдать пудов?!

Она вскочила.
– Невозможно!
Пошли! Того гляди, гроза…
И разом вспыхнули тревожно
Их изумрудные глаза.

О как они в труде горели!
На них залюбовался стан.
Они умаялись, вспотели,
Но перевыполнили план!

Не сорвались хлебопоставки…
Над степью плыл густой туман.
И снова на широкой лавке
Марусю обнимал Степан.

И вновь она к нему тянулась,
Шептал он что-то, к ней припав.
И это снова затянулось
На много полновесных глав.



Больше не хочу!
(Екатерина Шевелева)


Я была в Женеве, Бонне, Ницце,
До чего же скучно за границей!

Целый год томилась я в Париже,
Мне Перхушково духовно ближе.

На Монмартр ходила, не робела,
Но, придя, о Зюзине скорбела.

Я мартель и арманьяк пивала,
Но о «Трех семерках» тосковала.

Проезжая Вену в «мерседесе»,
Мне хотелось на трамвай в Одессе,

А в отелях Дели и Мадраса
Не нашлось московского матраца…

В Филадельфии дрожали губы:
«Надоело. Поскорее в Мгу бы!»

В Токио мне ночью снилась Шуя…
Крест поездок на себе ношу я.

Боже мой, к кому бы обратиться,
Чтоб не ездить больше за границу!



Ремесло
(Яков Белинский)

Легко сапожнику: сработал сапоги –
пощупай хром! И каждому из тыщи
понятно, что хорош… О бедные стихи,
у вас – ни каблуков, ни голенища.
Яков Белинский


Поэтам нелегко.
Мастеровым пера
до подлинного далеко искусства;
то смысл насквозь течет,
а то в строфе дыра,
спадает форма,
жмет безбожно чувство.

А то еще, глядишь,
стихов не тот размер
глухое вызывает раздраженье.
Сапожники – вот кто классический пример
трудящихся, достойных уваженья!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24