Он вырос передо мной, как вырастают за ночь
грибы в убогой подмосковной роще, его ослепительно
белое лицо опалило меня смертным огнем, и я ожила.
Он горестно спросил: "Еще стаканчик?" Ошеломленная,
плача от нежности к себе и от гордости за себя, я
хотела упасть на колени, но вместо этого запроки-
нула голову и ответила надменно: "Благодарю вас,
я уже..."
Спросила я:- Вы любите театр?-
Но сирый гость не возжелал блаженства,
в изгибах своего несовершенства
он мне сказал:-Накиньте смерть ондатр!
Вскричала я:- Вы, сударь, не антей!
Поскольку пьете воду без сиропа,
не то что я. Я от углов сиротства
оберегаю острие локтей.
Высокопарности был чужд мой дух,
я потянулась к зябкости сифона,
а рядом с ним четыре граммофона
звучанием мой услаждали слух.
Вздох утоленья мне грозил бедой
за чернокнижья вдохновенный выпорх!
О чем писать теперь, когда он выпит,
сосудик с газированной водой?!..


Крик рака
я ли не мудр: Знаю язык -
карк врапа,
я ли не храбр: Перебегу
ход рака...
Виктор соснора
я начинаю. Не чих (чу?):
Чин чином.
То торс перса (аттила, лей!)
Грех греки?
Не гамаюна потомок юн:
Крем в реку,
как козлоногу в узде узд?-
Злоб зуды.
Ироник муки, кумиров кум -
крик рака.
Не свист стыдобы, не трут утр,
карк крика.
Не кукареку в реке (кровь!),
Корм греке...
Неси к носу, а вы - косой,
вам -кваса.
Добряк в дебри - бродягам бедр -
суть всуе,
и драдобрею гибрид бедр -
бром с бренди.
У вас зразы ( и я созрел!)
Псом в сопот.
А языкается заплетык -
нак тадо.
К портрету г.
( Татьяна глушкова )
по мотивам книги стихов "белая улица"
...Ты хочешь поэтессой стать? Так стань!
Куда как легче! Проще нет занятья,
ты изучи, что создали собратья,
усердно наклонив над книгой стан.
У одного возьми размер и ритм,
а у другой - стиха закаменелость,
у третьего возьми метафор смелость,
а у четвертой - необычность рифм.
Возьми лучину, канделябр, свечу,
добавь сердечных мук, усталость, горечь,
истории (одобрит пал григорьич!),
Пегаса, кваса, спаса и парчу.
Смешай все это, не сочти за труд,
пиши смелей, учтя мои советы,
не так уж он и сложен, путь в поэты...
Сдавай в печать. Не бойся! Издадут!


Бедный безлошадник
шли валуны
под изволок...
Как петушиный хохолок,
пырей от солнца красноватый
качался в балке...
Пахло мятой...
Холмов
косматая гряда
тянулась к западу, туда,
где пруд,
задумчивый, печальный,
лежал...
................................
- Отсель,- сказал геодезист,-
грозить мы будем бездорожью!
Лев кондырев

на берегу пустынных волн
стоял я,
тоже чем-то полн...
И вдаль глядел.
Стояло лето.
Происходило что-то где-то.
Я в суть вникать не успевал,
поскольку мыслил. Не зевал,
как петр первый. Отовсюду
шли валуны.
Качалась ель.
И мне подумалось: Я буду
грозить издателям отсель!
Закончил мыслить.
Прочь усталость!
Сел на валун.
Мне так писалось,
как никогда! Смешать скорей
курей, пырей и сельдерей.
Все, что мелькает, проплывает,
сидит, лежит и навевает
реминисценции. Увы,
не избежать, как видно, снова
ни в критике разгона злого,
ни унизительной молвы.
Меня ли
тем они обидят?!
Да я чихал! Пускай увидят,
как, глядя в синюю волну,
я сочинял
пять тысяч строк!
Таких пять тысяч
за одну
я променял бы.
Если б мог...


Хлопцы и шекспиры
не надо, хлопцы, ждать шекспиров,
шекспиры больше не придут.
Берите циркули, секиры,
чините перья - и за труд.
...Про дездемону и отелло
с фуфайкой ватной на плече.
Михаил годенко
не надо, хлопцы, нам шекспиров,
они мой вызывают гнев.
Не надо гениев, кумиров,
ни просто "гениев", ни "евг".
Неужто не найдем поэта,
не воспитаем молодца,
чтоб сочинил он про гамлета
и тень евонного отца!
Да мы, уж коль такое дело,
не хуже тех, что в старину...
И мы напишем, как отелло
зазря прихлопнуло жену.
Все эти творческие муки
в двадцатом веке не с руки.
Все пишут нынче! Ноги в руки,
точи секиру и секи!
Вот так навалимся всем миром,
нам одиночки не нужны!
И станем все одним шекспиром,
не зря у нас усе равны!
После сладкого сна
непрерывно,
с детства,
изначально
душу непутевую мою
я с утра кладу на наковальню,
молотом ожесточенно бью.
Анисим кронгауз
многие
( писать о том противно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15