— Ну-с, как у вас обстоит дело с аудиторией, молодой человек? — деловито осведомляется Корнелий, протирая свои заграничные очки в золотой оправе. Он очень дорожит ими и надевает лишь на периоды самых ответственных «операций». В этих очках у него необычайно импозантный вид. С добросовестностью киноактера он очень тщательно отработал перед зеркалом и жесты и мимику. На окружающих он производит впечатление интеллигентного, скромного, со вкусом одевающегося человека.
По просьбе Корнелия Колокольчиков даже снял его на пленку любительским киноаппаратом. Глава корпорации долго потом изучал себя на экране и обнаружил несколько дефектов в своей походке и костюме, что и было затем исправлено.
— Наша корпорация идет в ногу со временем, — любит говорить своим компаньонам Корнелий. — Она оснащена фото— и киноаппаратурой, магнитофонами для перезаписи дефицитных музыкальных новинок, мощными лупами и даже микроскопами — пока, к сожалению, школьными — для обнаружения фальшивок, которые иногда подсовывают нам конкурирующие с нами коллеги-бизнесмены. Главная наша задача теперь — поднять культурный и профессиональный уровень членов корпорации. Моя личная библиотека для этого в полном вашем распоряжении. Лекции по профессиональному мастерству придется читать мне самому. К сожалению, мы не располагаем возможностью публиковать их типографским способом.
Очки Корнелия, его хорошо поставленный голос и манеры производят сильное впечатление на секретаря комсомольского комитета. Он принимает его за серьезного ученого и даже немножко робеет.
— С обеспечением широкой аудиторией, сами понимаете, не так-то легко, — смущенно отвечает он на вопрос Корнелия. — Комсомольский актив будет, конечно. Ну, еще кое-кто из дачников. А верующих, сами понимаете…
— Но ведь главная наша забота, дорогой вы мой товарищ Козырев, именно о верующих, — деликатно поучает его Корнелий. — А комсомольцев, да еще актив, и агитировать нечего. Богомольцев бы побольше, особенно тех, кто помоложе, кого еще есть надежда отвратить от церкви.
— Так ведь не идут. Летняя пора, да и вечер сегодня, как нарочно…
— А вы бы самого батюшку пригласили! — восклицает вдруг Корнелий, будто сейчас только осененный этой идеей. — Батюшка-то, как мне известно, тоже молодой. Может быть, и в дискуссию со мной ввяжется. Это бы лучше любой лекции.
— Да что и говорить, чертовски заманчиво! — вздыхает Козырев. — Но как к нему подъехать?
— А чего особенно мудрить? Пошлите ему официальное приглашение, может быть, заинтересуется.
— Попробую, — без особой уверенности в успехе соглашается Козырев. — Пошлю с нарочным. Кстати, домик его недалеко от клуба.
До начала лекции у Корнелия остается еще полчаса, и он решает пройтись по поселку и заодно посмотреть на церковь.
Церковь эта, выстроенная в стиле «московского барокко» и недавно добротно отремонтированная, стоит на высоком берегу реки в небольшой рощице. Корнелий рассматривает ее издалека, чтобы не попадаться на глаза отцу Никанору раньше времени.
«Да, умели строить в доброе старое время, — отмечает он про себя. — Красивая церквушка. Надо полагать, на должном уровне и ее иконопись…»
К семи часам (хотя лекция назначена на половину седьмого) с трудом собирается человек пятнадцать комсомольцев, две девушки, работающие в поселковом Совете, да несколько пожилых дачников.
— Вы уж извините, — смущается Козырев, то и дело вытирающий мокрый от волнения лоб. — Лето… И потом в кинотеатре новый фильм. А это, сами понимаете…
— Ну, ничего, — снисходительно улыбается Корнелий. — Дело это не из легких, я понимаю. К тому же у вас это, наверно, впервые, хотя церквушка отца Никанора, кажется, на полном ходу?
— Да, к сожалению.
— А что, если мы по случаю малочисленности аудитории проведем вольную беседу вместо лекции? — обращается Корнелий уже не к Козыреву, а к собравшимся, заметив среди них Маврина и Колокольчикова. Они подсели к дачникам, держась подальше друг от друга. — А то ведь как-то не совсем удобно читать лекцию почти пустому залу. Как вы на это, товарищи?
— Правильно говорит товарищ лектор, — зычно подает голос Вадим Маврин. Он уже успел познакомиться со своим соседом, и тот энергично поддакивает ему. — А лекции — это же одна скукота. Я извиняюсь, конечно…
— Правильное предложение вносит товарищ, не знаю, к сожалению, его фамилии, — поддерживает Вадима Маврина Колокольчиков. — А вот, кстати, и батюшка, кажись, идет, — кивает он на окно. — Пусть с ним и подискутирует товарищ лектор. А мы послушаем…
— Ну так как, принимается, значит, это предложение? — спрашивает Козырев.
Собравшиеся одобрительно кивают головами.
А в зал в сопровождении Лаврентьева и нескольких старушек входит отец Никанор. У него совсем еще молодое, добродушное лицо, жиденькая бородка и длинные русые волосы. Корнелий жестом гостеприимного хозяина приглашает его вперед, но батюшка снимает соломенную шляпу и скромно садится в задних рядах.
— Прошу задавать вопросы, — предлагает Корнелий и поясняет, обращаясь к отцу Никанору: — Мы тут решили из-за малочисленности собравшихся вместо скучной лекции, как остроумно заметил один из присутствующих здесь граждан, провести беседу на вольную тему.
— Вы только, пожалуйста, не обижайтесь на этого дачника, — шепчет Корнелию Козырев, кивая на Вадима. — Дачники — они народ хамоватый.
— У меня есть вопрос, — поднимается со своего места Колокольчиков. — Тут ведь собрался в основном народ молодой и в бога все равно не верящий, а батюшку и старушек разубеждать в этом явно бессмысленно, поэтому давайте договоримся не требовать от товарища лектора доказательств того, что бога нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71