Дженнис был без пиджака. Его рубашка тоже являлась чем-то вроде оптического устройства: благодаря зелено-фиолетовой полоске она становилась нестерпимой для глаз. Видимо, Дженнис специально надевал эту рубашку, чтобы подольше оставаться незамеченным.
Отношения в группе были натянутыми. Дженниса коробила дотошность американца, Дороти Саммерс по-прежнему была на ножах с Соулом. Сэм Бакс пытался одновременно играть две роли: отца-покровителя и эрудированного технократа.
Кульминационной точкой визита Цвинглера должен был стать осмотр детей в их подвальных «мирах». По этому поводу Дженнис уже успел схлестнуться с Сэмом Баксом, и компромисс был достигнут. Решено было, что американец не станет заходить в искусственную среду, а просто понаблюдает за детьми в зеркальные (односторонние) окна.
Два других сотрудника, принимавших участие в этой встрече, были: специалист по бионике Эрнест Фридман, нервный суетливый человечек, чьи слегка выпученные глаза и торопливость речи говорили об увеличенной щитовидке; а также Лайонел Россон, голубоглазый блондин, компьютерщик с шевелюрой хиппи. Его худощавое сложение подчеркивали тертые джинсы и мешковатый серый свитер.
Некоторые предварительные объяснения были даны в беседе, состоявшейся перед тем, как гостя препроводили в нижние помещения. Цвинглер не раскрывал карт, не объясняя цели визита и проявляя интерес, главным образом, к работе Блока. Однако Соул чувствовал, что Цвинглера гораздо больше интересовал персонал. Чувство неясной тревоги нависло во время разговора о том, что расположено в секретном крыле клиники. Еще высокого гостя заинтриговал секретный препарат, который им удалось создать в Гэддоне. Правда, пока Соул никак не мог понять, в чем тут дело.
– Что касается организации, – говорил американец Сэму Баксу, – то экспериментальная часть Гэддона устроена неплохо. Однако вне Блока дети содержатся, как в любой клинике. Вы считаете это нормальным?
– Так и должно быть, Том. Понимаете, проводить коррекцию дефектов речи и отправлять детей в подвал – разговаривать на «дефективных» языках, – это как две половинки одного целого. Терапия и эксперимент – две части одного процесса, которые сводятся в компьютере. У нас еще столько работы для нашего… мальчика для битья по клавишам – Лайонела.
На упоминание своего имени Лайонел Россон ответил изящным кивком, отбрасывая гриву. Он был единственным из отдела, кто никогда не ерепенился и ничем не выражал недовольства. Смирный, как конь. Его присутствие создавало атмосферу доброты и невинности.
– Стало быть, вы занимаетесь исправлением языка в общем секторе, а его «искривлением» – в закрытом, так сказать, подвале? И то, что плохо у одной группы детей, помогает вам в работе с другой группой?
– Примерно так. Только ваше «плохо», Том, несет несколько иной оттенок. Скорее, дети из подвала обучаются специальным языкам.
– А как с медсестрами?
– Никаких проблем. Они военнослужащие.
– Хм… А посетители? Родители?
– Ни малейших поводов для беспокойства. Для общего отделения определены часы посещений. К детям из подвала, естественно, никакие посетители не допускаются.
– «Дети урагана»?
– Лучше не скажешь. Впрочем, лучше один раз увидеть…
Американец окинул комнату взором, оценивая общую атмосферу и настрой группы. Затем непринужденным тоном поинтересовался:
– Вы тут рассказывали об операциях у детей с расстройствами головного мозга, из общего отделения. Об удалении участков пораженной ткани. И что, с детьми из подвала вы тоже обращаетесь подобным образом?
– Да нет же! – вмешался Соул, не в силах сдерживаться далее. – Как вам только могло в голову такое прийти. Вы что, думаете, ради эксперимента мы режем здоровую ткань? К детям из подвала никто даже не прикасался! С ними все в порядке. Они совершенно здоровы.
– Бы должны понять, мистер Цвинглер, – ехидно встряла Дороти. – Мистер Соул весьма неравнодушен к детям из подвала. Это его подопечные. С трудом верится, что у нашего Криса есть собственный ребенок…
– Хм-м… препарат из группы галлюциногенов, – задумчиво кивал между тем Цвинглер. – Сомнительный вариант: с одной стороны, изменение мозга хирургическим путем, с другой – изменение его состояний путем медикаментозным. Если этот наркотик длительного действия, как считает Сэм. Ну, и каков эффект?
Он оглянулся в поисках очередной жертвы и на сей раз остановился на Фридмане. Глаза бионика при этом больше обычного выкатились из своих орбит, точно у кролика, загипнотизированного удавом. С видимым усилием он выдавил:
– Это один из способов ускорить производство протеина в организме. Нечто вроде антипиромицина: пиромицин, как известно, блокирует синтез протеина, а галлюциноген, напротив, способствует этому процессу. Он работает на связных аминокислотах…
– Так, значит, он создан специально для протеинового синтеза – так сказать, «стимулятор»? Отсюда и название – ПСС?
Фридман закивал:
– Уникальное средство для улучшения мозговых процессов!
– Вы полагаете, это нечто вроде… мозгового ускорителя для сверхинтеллекта?
– О, это слишком сильно сказано. Нет, я так не думаю. Никаких магических усилителей интеллекта, только изучение процесса во время некоторого, повторяю, только некоторого его ускорения.
– Но разве скорость обучения – не вернейший показатель интеллекта?
– Для этого следовало бы оценить структуру нервных импульсов мозга, – продолжал тараторить Фридман. – Выяснить, каким путем кратковременные электрические импульсы преобразуются в устойчивые, закрепленные химические связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77