»
Эти мысли посещали ее уже не в первый раз. Хотя Слоун безумно любила Тревиса с момента его рождения – нет, она любила сына еще до того, как он родился, – по-настоящему хорошей матерью ему не была. Это Слоун понимала. Когда ему было пять, она набирала вечером воды в ванну, сажала его туда, а сама начинала заниматься рукописью и вспоминала о сыне только тогда, когда он начинал громко вопить. И то не сразу. А с каким трудом ей дались первые месяцы, когда приходилось кормить по ночам, менять пеленки, когда начали резаться зубки. Потом, когда Тревис пошел в школу, Слоун помогала ему делать уроки, но всегда наспех, потому что вечно не хватало времени.
И вот теперь она собирается пройти через все это еще раз.
Ее размышления прервал скрип открывающейся двери. На пороге спальни появился Джордан.
– Я думала, у тебя днем тренировка, – сказала Слоун.
Он быстро подошел к ней, наклонился и поцеловал в лоб.
– Тренировку отменили. Ночью прошел сильный дождь, игровое поле в Ритаме превратилось в сплошное болото. – Джордан улыбнулся. – Как ты себя чувствуешь?
– Немного подташнивает. Но это нормально.
– Ты на седьмом месяце. Разве эти симптомы не должны пройти?
– Как правило, проходят, но не всегда. Мою мать, например, тошнило по утрам все девять месяцев.
– Надо же, какой сюрприз!..
– Что?
– Сейчас ты впервые упомянула о своей матери. – Джордан снял часы и положил на столик.
– Да, мою мать, когда она носила меня, подташнивало утром все девять месяцев. Разве это очень важное сообщение?
Он опустился в кресло и закинул руки за голову.
– Для меня важное, поскольку я почти ничего не знаю о твоей родне. Ты никогда не говорила о своем детстве, не рассказывала смешных историй, какие случались с тобой в Чикаго.
Слоун снова начала перебирать вещи в чемодане.
– Да мне, в сущности, нечего было рассказывать. Никаких смешных историй со мной не случалось.
– Неужели в твоем детстве вообще не было ни одного интересного, запоминающегося события? В такое трудно поверить.
Уже не в силах переносить это, Слоун выронила свитер, вынутый из чемодана, и повернулась к мужу:
– Что для тебя важнее, Джордан? Какой я была тогда… или та, что сейчас? Та, на которой ты женился.
Их глаза встретились.
– А что, есть разница?
– Надеюсь, есть. – Слоун опять взялась за вещи.
Джордан в недоумении смотрел на жену. «Неужели ее прошлое было таким ужасным, что она так отчаянно пытается его забыть?»
Надин вылезла из машины и подошла к мужу, обозревавшему мокрое игровое поле.
– Матч отменят? – спросила она, пытаясь завести разговор.
Он пожал плечами:
– Кто знает…
Надин слабо вздохнула, сознавая, что Гейвин в очередной раз от нее отгородился. Она не знала, почему это удивляет ее. Ее и Гейвина никогда по-настоящему ничего не объединяло, как большую часть супругов. Если бы у них было что-то похожее на настоящую близость, не столько даже сексуальную, возможно, Надин не понадобились бы другие мужчины. Как человек она не интересна Гейвину. Просто ему нужна супруга, которая всюду сопровождала бы его, чтобы все было как у людей. Ему нужны только поло, бизнес, атрибуты успеха – многочисленные дома, автомобили, яхты, собственный самолет, скаковые лошади и поло-пони, чтобы весь мир знал, чего он стоит.
А вот жена ему не нужна. Совсем.
– Что они делают? – спросила Слоун у Дасти.
Они сидели на самом нижнем ярусе поло-клуба «Ритама», уникальном стадионе с двусторонними трибунами, глядя, как два вертолета низко кружат над игровым полем. Конюхи занимались лошадьми, а игроки собрались в конце поля под белым тентом. Зрители потянулись к бару, обходя поле, засаженное дерном из бермудской травы. Бар на стадионе «Ритама» тоже был уникальный – настоящие армейские казармы, привезенные из форта Сэм-Хьюстон и собранные здесь по дощечке и бревнышку.
– Они сушат поле, обдувая его воздухом, или по крайней мере пытаются это сделать, – объяснила Дасти. – Это дорогая процедура. Я слышала, такое делали прежде лишь один раз, несколько лет назад в Оук-Бруке. Это большое событие. Видимо, есть серьезные причины не отменять матч.
– Я все боюсь, как бы вертолет не врезался в землю, – сказала Слоун.
Дасти покачала головой:
– Эти ребята знают свое дело.
– А не проще ли просто перенести матч на сутки?
Дасти помолчала, понимая, что Слоун беспокоят не вертолеты.
– Слоун, не тревожься за Джорди. Он занимается этим уже много лет и играл в более неблагоприятных условиях. Даже не представляешь, в каких.
– Ошибаешься, Дасти, представить себе я могу очень многое. Я уже такого напредставляла, что лучше не говорить. Как Джордан падает на поле и его топчут лошади, он пытается увернуться, а в это время…
– Не надо! – Дасти коснулась руки Слоун. – Не позволяй этим своим «а что, если…» сводить себя с ума. Я знаю, чем это может кончиться. Моя мать имела обыкновение ездить с отцом, и это окончательно расшатало ей нервную систему. Папа падал много раз, а сколько у него было переломов! Так вот, каждое падение отца отзывалось в ее ушах звоном погребального колокола. Когда папа падал или с кем-то сталкивался, она устраивала истерики. Потом, после тяжелого сердечного приступа, доктора запретили ей посещать матчи.
– Она вообще больше не ходила на матчи?
Дасти покачала головой:
– Нет, не ходила. И вряд ли от этого страдает. Мне кажется, эти посещения никогда не доставляли ей особого удовольствия.
– Ей не нравится поло?
– Ей не нравится риск, с которым связана эта игра.
– Мне знакомо это чувство, – печально призналась Слоун.
«А игра с каждым днем становится все рискованней и рискованней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94