— Ее следующий вопрос был столь же неожиданным:
— Вы счастливы? Плам насторожилась.
— А почему вы спрашиваете об этом! Кэти пожала плечами.
— У вас, похоже, есть все: муж, дети, карьера, деньги, в то время как многие из нас только стремятся всего этого достичь, считая, что тем самым они добьются счастья. Так ли это?
Стараясь выиграть время, Плам медленно проговорила:
— Мои счастливые моменты всегда для меня неожиданны. — Она не собиралась распахивать свою душу перед этой пронырой. Ей вспомнилась ночь, когда Тоби было два месяца от роду. Полусонная, она сидела в кровати, привалившись к подушкам, и при свете луны кормила его грудью и гладила рукой его редкие волосики, ощущая запах детского тельца. В тот миг она вдруг почувствовала себя безмерно счастливой. И тут же это ощущение счастья, как всегда у нее, сменилось предчувствием недоброго. Но Плам тогда твердо сказала себе, что глупо считать, будто ей не суждено быть счастливой, и тем более глупо чувствовать вину, испытав момент счастья. Но ощущение вины не проходило.
— Дает ли вам секс то, на что вы надеялись? — Подчеркнуто наглый, неожиданный и вызывающий вопрос был рассчитан на то, чтобы вызвать у собеседника растерянность. А Плам всегда терялась, сталкиваясь с откровенной недоброжелательностью Но ей удалось взять себя в руки.
— Вы имеете в виду влюбленность? — Ей вспомнился Джим. — Эта эйфория проходит, как утренний туман, это не настоящее счастье. — Может быть, на агрессивность надо отвечать агрессивностью? Она взглянула на Кэти. — Вы замужем, Кэти?
— Да-а. Он журналист. Мы живем вместе три года.
— И секс принес вам то, о чем вы мечтали?
— Давайте сразу расставим точки над i. Вопросы задаю я. — Последовала долгая пауза, после чего Кэти пробормотала:
— Я не знаю. — Она наклонилась и выключила магнитофон. — Жизнь представляется такой неинтересной теперь, когда мы женаты. Такой безликой. Я люблю этого парня. Но часто ловлю себя на мысли: «Неужели все так и будет — до конца моей жизни? Неужели это все?"
— Нас всех приучили ждать слишком многого от замужества. Все мы верили, что счастье нам преподнесут на блюдечке с золотой каемочкой вместе с другими свадебными подарками.
— Замужество стало всего лишь последним из разочарований. Мне ужасно надоело лишаться иллюзий после каждого крупного события в жизни.
— Как вы себя чувствуете? — забеспокоилась Плам, взглянув на ее внезапно побледневшее лицо. Кэти резко хохотнула.
— Так же, как всегда. Неудовлетворенной. Беспокойной. Подавленной. — Она смотрела исподлобья, как дерзкий заброшенный ребенок, решивший больше не сносить пренебрежительного отношения к себе. — Я одна из самых высокооплачиваемых журналисток в Австралии, знаете ли, и мне наплевать на всех. — Вид у нее вдруг стал утомленным. — Конечно, я делаю большие успехи, но за этим… ничего. — Она прикусила свою розовую губу. — Я чувствую себя так, словно во мне заморозили какую-то часть меня или удалили се из меня хирургическим путем. Я не знаю, что это за часть, но хочу, чтобы ее вернули.
Плам узнала эту тоску по чему-то такому, что не поддается определению. Она помнила, какое горькое чувство охватило ее, когда она поняла однажды, что ни деньги, ни слава, ни популярность, как у кинозвезды, не способны восполнить эту утрату. Плам догадалась, что Кэти явно надеялась, что замужество заполнит эту пустоту. Но ничего подобного не случилось.
— Хватит обо мне. — Кэти с кислой и отстраненной улыбкой включила магнитофон и, вернув себе прежний образ задиристой девчонки, опять принялась забрасывать Плам такими же агрессивными вопросами, так же не давая ей передохнуть. Обстрел продолжался до тех пор, пока в комнате не появился Гарри.
— Плам, десять минут назад вы должны были появиться у фотографа.
Среда, 8 января 1992 года
На следующий день Гарри привез Плам в свою галерею, Картины перенесли дорогу хорошо, кроме одной, которой все же потребовалась реставрация. Втроем — Гарри, его помощник и Плам — они принялись развешивать их, перетаскивая из конца в конец огромные полотна. К концу дня, несмотря на мощные кондиционеры, все они были мокрыми от жары и усталости. Гарри открыл бутылку охлажденного белого вина и смешал его с содовой. Слишком утомленные для разговоров, они пили его молча. Потом Плам рассказала, как шла по следам картин, подделанных под голландцев семнадцатого века. Гарри был старый, испытанный друг, и она надеялась на его помощь.
— В этом городе много подделок, — сказал Гарри. — Это потому, что Здесь вряд ли найдется хоть один мало-мальски приличный искусствовед. И еще потому, что здесь до начала спада появилась огромная масса новых денег. Люди, которые разбираются в живописи как свинья в апельсинах, скупали картины, вкладывая таким образом свои капиталы. — Он рассмеялся. — Наверное, единственным из всех коллекционеров Австралии, которого ни разу не провели на подделке, был Алан Бонд, и только благодаря острому глазу его агента Анджелы Невилль. Но теперь Алан обанкротился, вы слышали? И его коллекция распродается для погашения банковских займов, на которые она приобреталась. Бедняга, он заплатил пятьдесят три миллиона долларов за одни только «Ирисы» Ван Гога.
Гарри вновь наполнил стакан Плам.
— На здешний аукцион стало съезжаться множество странных персон. С одной из них, наверное, было бы интересно встретиться. Это детектив агентства «Янк арт» Стефани Браунлоу. Она тихо выслеживает известного вора, который, как видно, решил наведаться в Сидней. Я помогаю ей, она может посодействовать вам.
Плам вдруг почувствовала, что от усталости не осталось и следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142