И ни за что, за так, просто потому, что ей так захоте
лось. Значит, судьба-то не всегда рассыпает свои дары вслепую и наугад, зн
ачит, иногда хорошо быть стариком и закрывать черной повязкой пустую гла
зницу. А может быть, и вообще есть на свете такое, что не надо даже и пытатьс
я объяснить, ни доискиваясь причин, ни копаясь в чужой душе, как и поступил
а жена доктора, когда ночью поднялась с кровати, чтобы укрыть одеялом раз
метавшегося во сне косоглазого мальчика. А легла потом не сразу. Прислон
ившись к стене, в узком пространстве между двумя рядами коек, она через вс
ю палату с отчаянием смотрела на дверь, в которую в один прекрасный день, н
ыне кажущийся таким далеким, вошли они и из которой теперь им нет выхода н
икуда. Так стояла она, пока вдруг не увидела, что муж встает и, как лунатик, у
стремив перед собой неподвижный невидящий взор, направляется к той кров
ати, где спит девушка в темных очках. Она даже не попыталась остановить ег
о. Не шевелясь, смотрела, как он поднял одеяло, прилег рядом, и как девушка п
роснулась, приняла его безропотно, как поискали и нашли друг друга губы, к
ак потом случилось то, что и должно было случиться, смотрела, как дарят и п
олучают, обмениваясь им, наслаждение, слушала, как на приглушенно прошеп
танное: Доктор, что могло бы прозвучать смешно и нелепо, но почему-то не пр
озвучало, шепчут в ответ: Прости, сам не знаю, что на меня нашло, ну, так оно и
есть, как было заявлено нами чуть выше, и в самом деле, как можем мы, посторо
нние, всего-то лишь свидетели и очевидцы, судить о чем-то, раз уж он и сам не
знает. Лежа на узкой кровати, не могли представить себе те двое, что за ним
и наблюдают, но доктор вдруг встревожился, спросил себя, спит ли жена, може
т быть, как всегда по ночам, бродит где-нибудь в коридоре, и уж приподнялся
было, чтобы вернуться к себе, но раздался голос: Лежи, и рука, легче присевш
ей на ветку птички, легла ему на грудь, он хотел что-то сказать, может быть,
объяснить, что сам не знает, что на него нашло, но вновь раздался голос: Есл
и ничего не будешь говорить, я лучше пойму. Девушка в темных очках заплака
ла: Какие мы все несчастные, пролепетала она, а потом: Это я сама, сама, я тож
е хотела, доктор не виноват. Молчи, мягко ответила жена доктора, мы все пом
олчим, бывает, что от слов никакого проку и толку, ах, если бы я тоже могла пл
акать, все высказать слезами и обойтись без слов, чтоб тебя поняли. Она при
села на край кровати, простерла руку над обоими, словно обнимая разом и ег
о и ее, и, всем телом перегнувшись к девушке в темных очках, еле слышно прош
ептала ей на ухо: Я вижу. Та осталась спокойна и неподвижна, хоть и удивила
сь, что не чувствует никакого удивления, будто знала об этом с самого перв
ого дня, но просто считала, что нельзя вслух говорить об этом, как нельзя р
азглашать доверенный тебе секрет. Чуть повернула голову и в свой черед ш
епнула на ухо жене доктора: Я знала, не знаю, что сейчас уверена в этом, но, м
не кажется, знала. Только это тайна, никому ни слова. Будьте покойны. Смотр
и, я тебе доверилась. Не подведу, не выдам, умру, а не обману вас. Говори мне т
ы. Не могу, это я не могу. Все это говорилось на ухо, то на одно, то на другое, и
губы скользили по волосам, дотрагивались до мочки, и разговор шел о сущих
пустяках, и разговор шел о самом главном, если только могут сочетаться та
кие противоположности, и это был разговор сообщниц, и вроде бы не касался
мужчины, лежавшего между двух женщин, но вовлекал его в себя логикой, кото
рая была не от мира сего с расхожими его идеями, с обыденной действительн
остью. Потом жена доктора сказала ему: Побудь еще, если хочешь. Нет, я пойду
к нам. Постой, я помогу. Она привстала, освобождая ему место, и мгновение ра
зглядывала две слепые головы на грязной подушке, немытые лица, сбитые в к
олтун волосы, и только вот глаза, да, глаза сияли неистово и бесполезно. Ме
дленно, ища опору, поднялась, постояла у края кровати, словно внезапно пер
естала сознавать, где находится, потом, как всегда она это делала, ухватил
а мужа за руку, но теперь ее движение обрело новый смысл, потому что никогд
а еще доктор до такой степени не нуждался в том, чтобы его вели и направлял
и, хоть даже и не догадывался об этом в отличие от двух женщин, которые узн
али это досконально в миг, когда свободной рукой жена доктора прикоснула
сь к щеке девушки, а та порывисто перехватила эту руку и поднесла к губам.
Доктору почудился плач, тихий, почти неслышный, да и мог ли он быть иным, ес
ли всего несколько слезинок медленно прокатились по щекам к углам рта, и
счезли там, чтобы снова начать вечный цикл непостижимых горестей и радос
тей человеческих. Одна остается девушка в темных очках, и, значит, утешать
надо ее, и потому-то жена доктора все медлила, все не отнимала руки.
На следующий день, во время ужина, если это не слишком громко сказано по от
ношению к жалким ломтям хлеба и полупротухшего мяса, в дверях появились
трое слепцов из левого флигеля. Сколько у вас тут женщин, спросил один. Шес
ть, ответила жена доктора, исполненная благого намерения отставить в сто
рону ту, которая не спит по ночам, но угасший голос поправил: Семь. В ответ з
ахохотали: Негусто, сказал один, стало быть, придется как следует потруди
ться нынче ночью, а другой предложил: Может, из следующей доберем, но: Не на
до, отозвался третий, знавший арифметику, получается по трое на каждую, вы
держат, небось не смылятся. Все трое снова рассмеялись, и потом тот, кто сп
рашивал, сколько тут женщин, сказал: Ну, как покушаете, идите в третью, и доб
авил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108