Удивительно, но Марьяша не знала этого.
— Бабушка мне ничего не рассказывала об этом времени, — сказала Марьяша. — А я никогда не спрашивала об этом. Действительно, странно, что я ничего не знаю об этом периоде их жизни. Скорее всего, они жили в это время в Африке, хотя, возможно и во Франции…
— Ну, ты, подруга, даешь, — удивился Порецкий, — может быть, они у тебя герои Сопротивления, а ты об этом даже не поинтересовалась у своей бабули.
— Миша, ты не знаешь мою бабушку, — заметила Марьяша, — даже если бы она стала лауреатом Нобелевской премии, я бы узнала об этом из газет. Она очень замкнутый человек. Удивительно, что с Наташей разоткровенничалась.
— А ты, видно, совсем не знаешь Наталью Истомину. Она очень душевный человек, ей можно рассказать все. Умеет слушать, может советом помочь, никогда при этом не сплетничает. Для одних она «жилетка», чтоб поплакаться, для других — дельный советник. Редкий человек по нашим временам. А я к ней отношусь как к старшей сестре, которой у меня, кстати, нет.
— Вот это, наверное, мою бабушку и подкупило, она ведь, кроме меня и своего адвоката, никому больше не доверяет.
…Приземлившись в Пулково, Марьяша и Порецкий практически молча сели в такси, довольно прохладно простились. Миша поехал на работу, Марьяша — в «Асторию», собирать вещи. Вечером она рассчитывала улететь в Париж.
Глава 14
После разговора с Мишаней я позвонила Марьяше:
— Собираешь чемоданы?
— Да, Наташа, собираю.
— А почему не позвонила мне? Марьяша, я ведь жду, переживаю за тебя…
— Прости, я бы обязательно позвонила, не хотелось тебя от дел отвлекать, ты ведь на службе.
— Вот что, дорогая, я через час освобожусь и заеду к тебе в гостиницу. Никуда не уходи без меня.
— Хорошо, жду…
Действительно, с девчонкой явно творится неладное, Мишаня прав. Что же она узнала, что не захотела никому рассказать, даже мне? А ведь ей, бедняжке, кроме меня, и поделиться не с кем. Может быть, что-то криминальное? Хотя какой криминал может скрывать девяностолетняя женщина от своей любимой внучки? Опять загадки…
Марьяша встретила меня с припухшими от слез глазами. Похоже, что ревела долго. Я даже не рискнула ее расспрашивать, так как по всему было видно, что ей сейчас очень плохо. Мы сели на диван. Помолчали минут пять. Я «сломалась» первой:
— Марьяша, расскажи мне все, что тебя тревожит… Конечно, я не психоаналитик, но попробую помочь просто тем, что выслушаю все, что ты захочешь рассказать. Я обещала Наталье Александровне помогать тебе, а ты упорно собираешься сражаться со своими демонами в одиночку. Ты же понимаешь, что я должна быть в курсе твоих дел, одной тебе все равно не справиться. Мне и Порецкому ты можешь полностью доверять, раз уж мы взялись тебя опекать. А ты, напротив, закрылась как улитка, замкнулась. Ну что с тобой, а?
— Страшно мне, Наташа… Боюсь возвращаться домой. Насчет Екшинцевых я кое-что поняла, вернее, почувствовала. Эту тайну графини Порошиной я, похоже, самостоятельно разгадала. Но не будем пока этого обсуждать. В Париже меня ждут большие испытания. Один Абду чего стоит…. Ах, если бы бабушка могла победить свою болезнь! Она ведь очень сильная женщина. В противном случае мне придется нанимать кучу телохранителей.
— Ну что ты такое говоришь… Думаешь, что из-за наследства тебя могут убить?
Я уверена в этом на сто процентов. Да и бабушка это понимает, мне кажется, что страх за мою жизнь и придает ей силы. Ты не представляешь, что это за человек — Абду. Не человек — дьявол, этакий Мефистофель в арабском обличье. Ловкий, умный, отчаянный. Мечтает разбогатеть любой ценой. Когда понял, что мама богата, сделал все, чтобы прочно поселиться в ее сердце. У нее, Наташа, был очень хороший друг Симон, тоже художник. Он еще с моим отцом дружил, но уже тогда был в маму влюблен. После папиной смерти помогал маме возиться с галереей, опекал, как мог. Предлагал руку и сердце. Мама же его никогда всерьез не воспринимала. Друг, помощник, не более того. Симон не настаивал, все ждал чего-то. Меня, кстати, очень любил, возил по выходным по музеям, в Евродиснейленд, с бабушкой дружил… Даже по-русски научился говорить, очень, кстати, неплохо. Знаешь, давай спустимся в ресторан, выпьем, как это по-русски — «организуем отвальную».
— Ну, давай, организуем, я не возражаю.
Пока она приводила себя в порядок, я задумалась над тем, как это страшно — остаться сиротой при живой матери. Конечно, она очень надеется на то, что ее милая бабушка поправится, что они будут жить, как и раньше. Но надежды эти мнимые, и волей-неволей ей придется привыкать к новым правилам игры. Судя по всему, игра будет на выживание.
Через несколько минут Марьяша уже более или менее прилично выглядела, хотя глаза все еще были красными и припухшими. Мы спустились в тот же бар, где недавно ждали Викентия, заказали ужин и «Мартини Асти». После первого бокала этого волшебного напитка моя собеседница слегка повеселела и продолжила рассказ:
— Симон человек не бедный, помимо того, что он неплохо зарабатывает на продаже своих картин, он еще имеет неплохой доход от продажи сыров. В Провансе у него есть цех по производству сыров. Там заправляет всем его младший брат, типичный фермер, готовый молиться на своего старшего брата. Еще бы, ведь он так знаменит, его по телевизору показывают, и этого хватает, что бы две-три недели все в округе обсуждали такое важное событие. Пару раз в году он выбирается в Париж, забивает всю машину своими сырами, привозит Симону. А тот, в свою очередь, обязательно привозит несколько головок в Иври — к великой радости Изабель и Нюши.
Лет пять назад он приехал к нам после поездки в Африку и рассказал, что познакомился в Алжире с невероятно талантливым пареньком-арабом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80