Их разделяло несколько шагов, но Джеймс знал, что, если захочет схватить ее, она даже пикнуть не успеет. Поглядывая на Энни прищуренными глазами, он подумывал, как проще и вернее овладеть ею. Внезапно и быстро, чтобы она даже не успела понять, что происходит? Либо — соблазнить не торопясь, оставив безвольно постанывать на кровати?
Правда, в последнее время ему никак не удавалось представить Энни Сазерленд безвольной…
— И на чем же вы с Мартином порешили? — осведомилась Энни. — Как нам быть дальше?
— Вообще-то, мы говорили не об этом. Мы обсуждали, кто из нас двоих должен с тобой переспать, — напрямик заявил Джеймс.
— Не сомневаюсь, что вы на такое способны, — сухо заметила Энни. — Чего еще от вас ожидать! И кто же проиграл? Вы?
— Разве я уехал?
— Ах так! — Энни отвернулась и направилась в кухню. — Надеюсь, что Мартин укатил за продуктами. — Она старалась говорить как можно спокойнее. — В холодильнике хоть шаром покати, — кроме бобов, есть нам нечего. А я вовсе не намерена…
Энни даже не слышала, как Джеймс подкрался к ней сзади. При необходимости он двигался с молниеносной быстротой и по-кошачьи бесшумно. Обхватив обеими руками ее груди, Джеймс тесно прижал Энни к себе.
Она словно онемела, стоя неподвижно, как статуя, и Джеймс чувствовал, как дрожь волной прокатывается по ее телу. Нет, не такая уж она сильная, какой казалась. Вернее — пыталась казаться.
Джеймс погладил ее груди, нащупал соски. От его прикосновения они быстро набухли и затвердели — точь-в-точь как его собственная возбужденная плоть. Прав был Мартин — чем быстрее он с этим покончит, тем легче сумеет выкинуть из головы ненужные мысли. Не имел он права тратить драгоценное время, отвлекаясь на мечты о нежной коже Энни Сазерленд, свежести ее дыхания, сладком, возбуждающем, сводящем с ума аромате, который источало ее тело.
Его рука скользнула вниз по ее животу, забралась под край свободных шортов и сразу, не задерживаясь, проникла внутрь, во влажную и жаркую пещерку. Энни сдавленно вскрикнула, но больше не издала ни звука. Только бессильно обмякла в его объятиях.
«Да, прав был Мартин, тысячу раз прав», — рассеянно подумал Джеймс. Энни колотила дрожь, она была настолько близка к оргазму, что Джеймс едва и сам не испытал его, только подумав об этом. Его так и подмывало совсем сорвать с Энни шорты, наклонить ее лицом вперед над кухонным столом и овладеть ею сзади. Чтобы не смотреть ей в лицо, чтобы избавиться от необходимости целовать ее в губы. Чтобы представить все это самым обычным соитием, которого им обоим так не хватало.
Джеймс просунул в ее шорты всю пятерню. Трусиков на Энни не оказалось, а ее лоно так и сочилось влагой. Впрочем, ничего иного Джеймс и не ожидал.
Энни попыталась было сопротивляться, но Джеймс даже не заметил этого: он был неизмеримо сильнее, и его нисколько не смущали ни ее слабые протесты, ни тщетные попытки высвободиться. Глубоко проникнув в ее лоно пальцами, он очень скоро заставил Энни испытать оргазм. Она заскулила, как загнанный зверек, спина ее изогнулась дугой, а все тело судорожно вздрагивало. Джеймс крепко прижимал ее к себе, одновременно удерживая и лаская, чувствуя, как острое наслаждение волна за волной сотрясает все ее тело.
— Перестаньте! — взмолилась Энни, но Джеймс не остановился.
Энни била крупная дрожь, однако Джеймс не знал пощады. Он и сам толком не сознавал, чего от нее добивается. Ему мало было полностью подчинить ее своей воле, заставлять испытывать сладостно-мучительные оргазмы. Нет, он хотел подавить в ней даже малейшую способность сопротивляться, хотел, подобно вампиру, высосать из Энни все жизненные соки. А главное — он хотел завладеть ее душой!
И наконец он понял, что ему это удалось. Запустив пальцы на всю глубину ее лона, он услышал, как Энни сдавленно вскрикнула. Вот теперь она принадлежала ему!
Энни тихонько всхлипывала. Джеймс догадался, что она плачет, только когда почувствовал, что ноги ее подгибаются и ему приходится поддерживать ее, чтобы она не упала. Вот тогда наконец он решился ее отпустить. Извлек руку из шортов, прислонил Энни к кухонному столу и, убедившись, что она не упадет, отступил. Затем протянул было руку к молнии на брюках, но — передумал.
Энни опустилась на стул и уронила голову на руки. Всхлипывала она едва слышно, но от этого не менее душераздирающе. И Джеймс понял, что милосерднее всего было бы сейчас просто нагнуться, поцеловать ее за ушком — а потом убить. Милосерднее для них обоих…
Он повернулся и оставил Энни одну — сломленную и плачущую. Сам же устроился перед телевизором, включил очередной выпуск новостей Си-эн-эн и, лишь сделав звук погромче, вздохнул свободнее.
Джеймс не представлял, сколько времени Энни просидит там, плача; не представлял, сколько сам сумеет это выдержать. Женских слез на своем веку он навидался предостаточно. Видел убитых горем женщин, которые оплакивали малолетних детишек, подстреленных снайперами в Ирландии. Женщин, которые рыдали из-за того, что он не любил их. Женщин, испускающих последний вздох, и женщин, умирающих от страха.
Он давно приучился не обращать внимания на женские слезы.
Но плач Энни проникал в самую глубину его души. Он, кажется, все сейчас отдал бы, лишь бы она перестала плакать!
Когда диктор на экране на мгновение замолчал, Джеймс услышал, что и в кухне стало тихо. Обернувшись, он увидел стоящую перед ним Энни — бледную и зареванную. «А ведь я так и не поцеловал ее», — подумал Джеймс со смешанным чувством облегчения и досады. Да, этой ошибки, которая могла стать роковой для них обоих, он не совершил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90