Вижу его на пороге овощной лавки, он покупает помидоры. Я слегка прикасаюсь к нему, он краснеет, узнав меня.
– Как дела?
– В порядке…
– Как бабушка?
– Без перемен… Как быть, ума не приложу… Итак, он пока застрял здесь.
– Где ты живешь?
Он указывает мне на дом в конце улицы, дом его бабушки.
– Как работа, которую я нашел тебе?
Он улыбается, снимает свои темные очки, будто желая разглядеть меня получше.
– Нормально… что касается меня… Может быть, мне действительно удастся ей помочь… Она взялась за что-то очень уж мудреное… но…
– А машина? – прерываю я его, не хочу, чтобы он сказал что-нибудь лишнее.
– Машина… – он смутился, – что с машиной?
Забыл он о ней, что ли?
Я рассматриваю его. На нем чистая рубашка, но выглядит неухоженным, в руках вертит пакет с помидорами.
– К сожалению, я пока не могу тебе ее отдать, мой компаньон уж очень упрям, не согласен… Но если у тебя нет денег, небольшую сумму я всегда тебе ссужу.
И, не давая ему вымолвить ни слова, вытаскиваю из кармана пачку денег, тысячу лир, и кладу их осторожно на помидоры.
Он смущен, дотрагивается до денег. Спрашивает, не надо ли ему дать расписку.
– Не надо… ведь ты же будешь приходить к нам…
– Да, да, конечно…
– Между прочим, я ел это кушанье, по твоему рецепту… очень вкусно…
Он смеется.
– Правда?
Только бы не спугнуть его… Я кладу руку ему на плечо.
– Ну что ж, придется тебе привыкать к солнцу. Надеюсь, ты не собираешься убежать от нас?..
– Пока нет…
Я сердечно жму его руку и быстро исчезаю в рыночной толпе.
Ася
Деревянная лестница, оклеенные цветастыми обоями стены, прихожая сельской зубной клиники, старая высокая женщина выходит из кабинета врача, на ходу надевая пальто. Она сияет:
– Чудесный доктор, боли совсем не чувствуешь…
Сквозь открытую дверь я вижу большое зубоврачебное кресло, повернутое к порогу, и доктора, кругленького, с чисто выбритым розовым лицом, галстук бабочкой над воротом белого халата, сидит в зубоврачебном кресле, голова откинута назад, на спинку, руки сложены на животе, и прозрачный красноватый свет, сельский закат, какой бывает в других странах, освещает его спящее лицо, лицо человека, умиротворенного тем, что он лечит людей без боли.
Я вхожу. В углу комнаты, около длинной раковины примитивной амбулатории, стоит он, Габриэль, в белом коротком халате, притворяется ассистентом, показывает мне на стакан, наполовину наполненный беловатой жидкостью, похожей на разбавленное водой молоко. Это обезболивающее средство. Очевидно, главное новшество, сделавшее переворот в стоматологии, заключается в том, что в этой довольно примитивной сельской амбулатории не делают больше обезболивающих уколов, а просто дают выпить напиток, заглушающий боль.
Я тотчас же взяла и выпила. Напиток был безвкусный, но какой-то тяжелый, точно я глотнула ртуть. Он проскользнул в горло и опустился в желудок как ощутимая плотная масса. Состояние у меня приподнятое, будто я выпила что-то очень важное. Я села в другое кресло, напоминавшее кресло в моей рабочей комнате, только у него недоставало одной ручки, чтобы врачу удобно было подойти к больному.
Такое приятное безмолвие. В окне этот чудесный свет, я жду, когда обезболивающее начнет действовать, мышцы лица онемеют. Габриэль кладет на поднос инструменты, тонкие деревянные планочки, не угрожающие, не опасные, а врач все еще не поднимается со своего места, просто спит.
«Средство уже действует», – говорю я, хотя и не чувствую ничего, но знаю, что оно действует, хочу, чтобы действовало, не может быть, чтобы оно не подействовало на меня. А он берет одну из планочек и легкой рукой открывает мой рот, лицо его напряженно и сосредоточенно, он легко вводит планочку в полость рта, словно пытается удостовериться в его существовании, убедиться в том, что у меня вообще есть рот, а я растворяюсь в блаженстве от этого легкого прикосновения.
Куда девалась боль? Правда, где же боль, почему вообще я пришла в эту амбулаторию? Я должна сосредоточиться и найти боль в этом блаженстве, чтобы не разочаровать его, чтобы он не оставил меня, сказать ему что-то.
Адам
И вдруг в тишине на рассвете слышится ее голос, какое-то бормотание; я уже начал просыпаться. Она очень взволнованна, наверно, видит сон, рука ее нащупывает что-то вокруг, гладит мои плечи, я застыл, она снова произносит какие-то слова, обрывки предложений, рука ее нежна. Я улыбаюсь, но вдруг она поняла, что дотронулась до меня, отдергивает руку, начинает просыпаться, открывает глаза.
– Который час?
– Без четверти шесть.
– Уже так светло на улице. – И она поворачивается на другой бок, пробует снова заснуть, свернувшись калачиком.
– Ты что-то сказала во сне, – говорю я тихо. Она быстро поворачивается, поднимает голову.
– Что я сказала?
– Так, глупости… какая-то ерунда, отрывочные слова… Что ты видела во сне?
– Ничего особенного, какая-то путаница…
Я встал с кровати, пошел в ванную, ополоснул лицо, вернулся в комнату. Она не спала, опирается о подушку, улыбается про себя.
– Странный сон, смешной, что-то о зубном враче…
Я молчу, медленно стягиваю пижамную рубашку, сажусь на кровать. Уже давно не рассказывала она мне свои сны.
– Зубной врач, странный такой, сельский… в деревянном доме. Сельская несовременная клиника. Зубоврачебное кресло похоже на кресло в моей рабочей комнате, но без одного подлокотника, его сняли намеренно… Помню такой красноватый предвечерний свет…
Она замолкает, улыбается. И это все? Я не понимаю, почему она рассказывает мне. Она сворачивается в комочек под легким одеялом, закрывает глаза, просит меня опустить жалюзи, попробует еще немного поспать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134