Во время отсутствия Эрика мы с Гэй занялись мягкой и нежной любовью, а затем попытались заснуть. Внезапно я очнулась от противной сухости во рту. Мне пришлось встать, чтобы прополоскать рот чем-нибудь холодненьким. Голова моя кружилась, и это головокружение вызвало у меня рвоту. Не спрашивайте, как я добралась до кухни. Добраться до стакана я не успела и облевала всю раковину.
Я, наверное, наделала достаточно много шума, потому что откуда-то возник Эрик и взглянув на мое лицо, вежливо извинился за то, что дал мне слишком много торта. Он и в самом деле оказался симпатягой и крепко обнял меня. Потом он поставил кипятить чайник, и предложил стакан апельсинового сока, чтобы я утолила жажду.
Я прошла в ванную комнату, умылась, почистила зубы и вернулась в спальню, где лежала Гэй — в полусне и в то же самое время в полном сознании происходящего. Свет из коридора освещал ее достаточно, чтобы я заметила улыбающееся лицо и по-детски удивленные глаза.
Я быстро забралась к ней в постель, рассказывая, как плохо мне было, и в ответ на это она крепко обняла меня. Так мы лежали, как мне показалось, очень долго.
В какой-то момент дня или ночи — я потеряла всякий счет времени — в комнату вернулся Эрик и присоединился к нам. Все еще витая в облаках, мы снова полюбились или, по крайней мере, попытались; но были все еще оглушены наркотиком, чтобы понимать, кто что должен делать с кем, как и почему. Все казалось вышедшим из-под контроля и лишенным всякой логики.
В какой-то момент я поймала себя на том, что горько сожалею о том, что Эрика кастрировали, а затем с трудом осознала, что разглядываю не Эрика, а вагину Гэй. Эрик держал одной рукой мою левую грудь, а второй — правую грудь Гэй и никак не мог сообразить, как это у одной женщины груди могут быть расположены так далеко друг от друга. Гэй все еще была под балдой, ее половые губы были широко распахнуты, когда она твердила:
— Ксавьера, вылезай. Я знаю, что ты там внутри.
В конце концов мы разразились неудержимым хихиканьем. Понемногу мы угомонились и погрузились в полусознательное состояние, руки на грудях, ноги переплетены, тела перепутаны. Так мы и лежали, обмякшие, тихо дыша, слыша и ощущая все вокруг и не в состоянии пошевелить даже пальцем.
Я проснулась уже не помню когда, рядом с Гэй. Эрик, к моему удивлению, стоял у кровати полностью одетый.
— Ты хочешь поехать домой или останешься здесь? — мягко спросил он.
— Я хотела бы поехать домой, если ты мне поможешь. Я встала, чувствуя себя почти нормально, но ощущая слабость в коленях, оделась и нежно поцеловала Гэй в лоб. Она все еще крепко спала. Мы закутали ее в одеяло и тихонько удалились, осторожно прикрыв за собой дверь.
Джойс и Патрик смотрели телевизор, уподобляясь нормальной семейной парочке. Он выглядел несчастным, она — торжествовала. Все выглядело так, как будто в доме ничего не происходило. Мы попрощались, в дверях я им заявила:
— Громадное спасибо за великолепно проведенный вечер.
Когда я приехала домой, было уже за полночь. А ощущение было такое, что прошло не меньше недели. Я медленно разделась, приняла горячую ванну и забралась в постель, пытаясь как-то разобраться в своих лондонских приключениях, рассортировать их. Состояние, которое, к счастью, не очень часто повторяется. Как сказала мне Гэй:
— Хорошо вылезать из своей шкуры, но как часто можно заглядывать в свою душу?
36. ЧУВСТВЕННАЯ ДРЕЛЬ
Когда Винсент возвратился из Манчестера, мы пошли поедать вместе с нашим знаменитым рассказчиком и другом Спиро. Чтобы сделать вечер более интернациональным, мы заказывали только итальянские блюда. Лондон, что весьма интересно, является одним из городов, котором лучше всего представлены итальянские рестораны. Их в городе неисчислимое количество; только в Сохо можно деть улицы, на которых итальянские ресторанчики буквально стоят впритык друг к другу!
В течение всего вечера Винсент трогал и щекотал меня. Было очевидно, что он собирался что-то сообщить мне. К несчастью, я знала, что он хотел мне поведать, и именно это сделало мою беседу со Спиро весьма трудной и, временами, абсурдной.
— Скажи мне, Ксавьера, — спросил Спиро, — ты в самом деле хорошо переносишь эту поганую английскую погоду?
— Конечно. Если ты находишься в таком стимулирующем городе, как Лондон, кто обращает внимание на кожу?
— Кожу?
— Какую кожу?
— Ксавьера, ты сказала «кожа» вместо «погода».
— Неужели? Не знаю даже, почему. Этот суп великолепен, как вы думаете?
— Да, совершенно согласен.
— Такие пальцы можно встретить только в Лондоне.
— Пальцы? — Спиро начал чуть-чуть волноваться.
— Пальцы? — повторила я, отодвигая Винсента на полдюйма от своей вагины. — Извините, Спиро, я имела в виду лапшу.
Винсент крепко держал мою руку под столом.
— Ксавьера, кажется, ты сегодня не с нами, а где-то в другом месте, — Спиро выглядел озабоченным.
— Да нет, со мной все в порядке, Спиро. Просто думаю о следующем блюде.
— А ты его выбрала?
— Да, замечательного… петуха.
— Петуха? Петух — ох, да… петух в винном соусе, — пробормотала я, злобно глядя на Винсента.
— Но ведь это же итальянский, а не французский ресторан, — заметил Спиро. — У них нет петухов в винном соусе, Ксавьера!
Винсент ангельски улыбнулся мне и по его движениям под столом я поняла, что он застегивает молнию на своих брюках.
Во время разговора со Спиро о его пребывании в Австралии, я краем глаза заметила, что Винсент полез в карман и вытащил маленький предмет из замши, один конец которого бахромился. Держа его в правой руке, он стал небрежно постегивать им по левой руке. Вот тогда я поняла, что это не что иное, как миниатюрная плетка-семихвостка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123