Тина сидела на ступеньках фургона, когда взятая напрокат машина Гедеона вернулась в лагерь. Было уже почти девять, но диск заходящего солнца еще давал достаточно света, и все было прекрасно видно. Она наблюдала за тем, как они вылезли из машины и как Лео грациозно выпрыгнул с заднего сиденья.
Он был с ними. Ламонт должен ей доллар, она оказалась права. Кот поспешил к Тине, и та молча подвинулась, чтобы пропустить его в свой фургон, где стояла его миска, полная еды.
Мэгги что-то коротко сказала Гедеону, тот кивнул, и она направилась к зверям, чтобы провести вечернюю проверку. Тина задержала взгляд на Гедеоне, наблюдая, как он направился к фургону Мэгги, а потом остановился, глядя на свою новую палатку. Он не был похож на человека, который много потерял, подумала Тина. Но он был явно озабочен какой-то сложной проблемой. После секундного раздумья Тина поднялась и направилась к фургону Мэгги.
Лагерь был тих, почти все готовились ко сну. Единственные звуки исходили от Шона, Бастера и Риччи, самых юных представителей цирка, чьи родители пошли им на уступку. Дети гоняли мяч на опушке леса, играя в футбол.
Подойдя к фургону Мэгги, Тина изучающе посмотрела в лицо Гедеону.
— Привет. Как прошел вечер?
Он оторвался от своих сложных мыслей, посмотрел на Тину и слегка кивнул:
— Хорошо.
— Я надеюсь, Лео не создавал серьезных проблем?
— Ничего, о чем стоило бы говорить.
— Он — не та проблема, что тебя сейчас занимает?
— Неужели это так заметно? — спросил Гедеон через мгновение.
— Только слегка, — и, внезапно переменив тему, Тина сказала: — Ты знаешь, я дала Мэгги кое-что почитать, когда она впервые появилась в цирке.
— Почитать?
— Мадам Валентина знает все! — сказала она с легкой насмешкой. — Хрустальные шары, кофейная гуща, гадание на картах.
— Ерунда, — сухо отрезал Гедеон. Она не обиделась.
— Может быть. Иногда. Но мне всегда нравилось находить и использовать предоставившиеся возможности. Говорят, что это, возможно, цыганская кровь. Поэтому я всегда вижу прошлое и будущее. Например, с Мэгги так и случилось.
— Хорошо, я сдаюсь. И что ты видишь?
— Зеркало.
Гедеон нахмурился.
— Я не совсем понял.
— Я сначала тоже, — заявила Тина. — Но когда я понаблюдала за Мэгги в течение нескольких дней, то поняла, что она бывает только тем, что люди хотят в ней видеть, немедленно отражая их представление о том, какая она есть в тот момент. Как зеркало.
Гедеон не верил в предсказания судьбы, но наблюдения Тины были такими меткими, что он внезапно почувствовал, как все стало на свои места.
— Я думал о ней, как о хамелеоне, — произнес он медленно.
— Это совершенная правда. Она меняет обличья. Я представляю, как она вживается в любой образ, какой ты только сможешь выдумать.
— Прирожденная актриса?
— Нет, это больше и гораздо совершеннее. Она не просто изменяется внешне, она становится другой внутри или открывает новую часть себя. Это инстинктивно и, возможно, бессознательно, хотя, мне кажется, она прекрасно осведомлена о своих возможностях, — Тина слабо улыбнулась. — Ты должен был сам со временем понять, я думаю.
— Тогда зачем ты мне это говоришь?
— Потому что я увидела в зеркале твое лицо.
— Что?
Она кивнула.
— Несколько недель назад. Я знала, что ты будешь единственным, может, единственным во всем мире, способным отразиться в нем, Гедеон. Мы все нуждаемся в том, чтобы нас увидел такими, какие мы есть на самом деле хотя бы один-единственный человек. До тех пор, пока ты не сможешь смотреть на Мэгги, не имея собственного представления о ней, никогда не увидишь ее по-настоящему. Пока ты не станешь смотреть на нее без ожидания, что она будет кем-то, она всегда будет отражать твое представление о ней.
— Это не имеет особого смысла, но я хочу увидеть ее настоящую. Черт возьми, это я и пытаюсь сделать почти ежесекундно с тех пор, как появился здесь.
— Мэгги пыталась помочь тебе, борясь со своей собственной природой, вот почему она и ставила тебя в тупик. Ваша с ней общая проблема в том, что все это происходит слишком быстро, нет времени, чтобы подумать, и вы верите, что это все, что вам нужно сделать.
— Подумать? Конечно, мне следовало бы подумать об этом.
Тина покачала головой.
— Размышления о любви вряд ли помогут тебе. Это эмоция, помнишь? Инстинкт. Разум же ищет смысл и объяснение. А сердце просто чувствует. Мэгги создана из инстинктов и эмоций, Гедеон, то, что она чувствует, для нее всегда важнее того, что она думает. Почему ты думаешь о ней, пытаясь понять ее? Почему не пытаешься почувствовать ее? Ты можешь быть удивлен.
Гедеон внимательно посмотрел на нее долгим взглядом, затем спросил:
— Какая у тебя история, Тина? Почему ты здесь?
— Ты никогда не слышал, что психиатры всегда безумнее своих пациентов? — она подождала, пока он утвердительно кивнул, затем весело сказала: — Я была доктором-психиатром и работала в психиатрической лечебнице. Однажды восемь лет назад я решила, что мне лучше уйти. Спокойной ночи, Гедеон, — Тина повернулась и пошла к своему фургону.
Гедеон проследил за ней взглядом, думая, почему он не удивился.
Была ли Тина права, говоря о нем и Мэгги? Его разум твердил, что абсолютно все — абсурд, безумие, и Гедеон чувствовал, что это так. Чувствовал. Может быть, проблема в этом? Был ли его разум столь настойчив в своих попытках все понять и дать всему логичное объяснение, что его эмоции и инстинкты оказались подавлены? В своих безуспешных попытках понять Мэгги не закрыл ли он ту часть себя, единственную из всех, способную на правильное восприятие?
Выкинуть прочь все правила и руководствоваться импульсами… он был неспособен сделать это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50