Осьминог, прочно зацепившийся за материк огромным щупальцем Бронкса, получил свое имя в честь Йонаса Бронка, первого колониста, отважившегося продвинуться на враждебную территорию на севере Манхэттена. Сегодня нью-йоркцы не испытывают ни малейшего желания повторить этот подвиг, если только в этом нет крайней необходимости. Деньги! Деньги! За ними город тянет свои накрашенные или черные от грязи ногти, как старая алчная проститутка.Вместе с тем здесь самые прекрасные в мире музеи. Где копии, где оригиналы, где подлинники и где фальшивки? Вы не сможете проследить ни хронологического порядка, ни последовательности стилей. Если хотите что-либо понять, забудьте все, что помните. Нью-йоркский поп-арт преподаст вам великий урок: нет никакой разницы между хот-догом и Элвисом Пресли, между банкой супа Campbell и Девой Марией. Все фальшиво, безупречно, безлико, священно, одноразово. Искусство — прямо на улице: помойки, граффити, отбросы, световая реклама, афиши, объявления. Это призраки, пустышки. То же самое, но в более скромной и сдержанной манере, вы найдете в музеях. Нью-Йорк смешивает материалы и расы, как архитектурные стили. По примеру Музея Гуггенхейма на 5-й авеню, построенного известным архитектором Фрэнком Ллойдом Райтом в пятидесятых годах, каждое здание ведет себя так, будто оно единственное в городе: игнорирует то, что его окружает, и подчиняется только своим собственным законам. Дома эпохи средневековья в Муррей Хилл, между Мэдисон и Парк-авеню, чередуются с лачугами Нижнего Ист-Сайда. Готические витражи и разбитые витрины. Ангары и пагоды. Ближе к Сохо верхние этажи магазинов, склады превращаются в чердаки, мастерские художников, храмы богемы. Мраморные дворцы и картонные хижины. Плющ и гофрированное железо на крышах. От здания к зданию меняются не эпохи и стили — вы словно оказываетесь на новой планете. Как не почувствовать себя сбитым с толка, как не потерять голову?Прогулка по улицам превращается в путешествие во времени. В сознании горожан нумерация улиц часто заменяет их исконные названия. Они, конечно, есть на карте города — «Авеню Америк» или «Фэшн авеню», например, — но нью-йоркцы знают лишь одни «шестые», «седьмые». Иногда город неожиданно бросает вас в беспокойный мир задворок, Вы словно путешествуете во времени: грязные прилавки, украинские кварталы, самаркандские базары Ист-Сайда. Здесь вы оказываетесь в Каире, там — на Сицилии.Гринвич-Виллидж. Улицы Кинг и Чарлтон полны ностальгии. Они сохранили память о писателях Нового Света: здесь останавливались Джеймс Фенимор Купер, Эдгар Аллан По, Марк Твен. На улицах спокойно, лица улыбчивые. В Гринвич-Виллидже все здороваются, болтают друг с другом, никто не торопится. Однако не ищите родной дом знаменитого писателя Генри Джеймса на Вест Вашингтон-сквер, 18: он был снесен и на его месте построили другой. «Бизнес есть бизнес» — гласит закон. Когда-то голландские колонисты изгнали из этих мест индейское племя, чтобы выращивать здесь табак. Я некоторое время жил в этом квартале. Часто встречал старого беззубого негра, всегда напевавшего одно и тоже в ритме блюза: dreamin… drinkin,.. wanderin… Dirty God! В этом вся Америка: сон и забытье, блуждание и богохульство, но везде и во всем — обязательно присутствие Бога.На тротуаре вы можете столкнуться с людьми-призраками, вышедшими из трущоб, назойливыми кривляками, «отбросами общества» или дикарями, словно занесенными сюда из каменного века, а в двух шагах от них — с лощеным безразличием будет урчать кадиллак с затемненными стеклами. Роскошь здесь опасно соседствует с грязью, нищетой, запустением, страхом. Прямо посреди улицы в Бронксе, или даже в Манхэттене, в Нижнем Ист-Сайде, как посреди Сахары, валяются корпуса разбитых машин. Нью-Йорк куда-то бежит, он меняется, обновляется.А еще это столица бомжей. Одни бродят с потерянным видом, разговаривая сами с собой. Другие плачут. Они иностранцы. В Нью-Йорке все иностранцы. Когда спускается ночь, Сити вновь становится тем враждебным миражом, который так и не смогли приручить поколения колонистов. Голландцам не удалось завоевать город: их покорил неизвестный остров. Англичане потерпели неудачу, пытаясь скроить город по своему образцу, как Калькутту или Сидней. На этом архипелаге свободы никогда не говорили по-английски! Здесь разговаривают на странном ломаном языке, которого нет больше нигде. Проще всего говорить тут по-испански. Это город мечты: страшный, варварский, нежный, блистательный и туповатый. В нем открыто проявляются как высокомерие и надменность маленькой деревни, так и великолепие морской державы. Ночь. Свет на реке Гудзон поистине волшебный. Набережные сверкают, слабые отблески падают на воду; на улицах под открытым небом, как в Неаполе, сушится белье. Вы не прогуливаетесь, а медленно бредете в тени скал из бетона — напуганный и ослепленный зритель.Оказавшись здесь в первый раз, вы чувствуете себя неотесанным провинциалом. Ненавидите все вокруг. Спрашиваете себя, можно ли здесь жить? Странно, но в Москве, Токио или где-нибудь еще такой вопрос не возникает. В Нью-Йорке — да. Почему? Париж или Рим — полны воспоминаний, а значит и сожалений. В Нью-Йорке ностальгии нет. Никакой священной земли, никаких намеков на наследие веков. Ничего. Только зубчатый горизонт, кусающий небо. «Ад — это город, похожий на Лондон», — наивно восклицал Шелли. Что бы он написал о Нью-Йорке?Этот город, который не нов и не стар, не принадлежит никому. В фильме Майкла Чимино «Год Дракона» герой Микки Рурка, глядя на город с высоты небоскреба, восклицает «Я не отсюда! А кто отсюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165