— Хотелось бы верить, — тихо проговорил Скотт.— Она смелая, изобретательная и выносливая женщина, — сказал Крац. — И хуже всего то, что она обладает самым мощным оружием убийцы.— А именно? — спросил Кристофер.— Её больше не заботит собственная жизнь.— Это может осложнить ситуацию? — последовал вопрос Кристофера.— Да, сэр. Ей ничего не известно об исчезновении Декларации, и у нас нет возможности проинформировать её об этом.Госсекретарь помолчал, словно принимая решение.— Полковник Крац, я хочу задать вам щекотливый вопрос.— Да, господин секретарь, — сказал Крац.— Сколько времени вы работали над планом физического устранения Саддама?— Девять — двенадцать месяцев, — ответил Крац.— И он, очевидно, повлёк за собой внедрение одного или нескольких человек во дворец или бункер Саддама?Крац заколебался с ответом.— «Да» или «нет» будет достаточно.— Да, сэр.— Мой вопрос чрезвычайно простой, полковник. Можем ли мы воспользоваться годом вашей подготовки и — осмелюсь сказать — украсть ваш план?— Я бы хотел проконсультироваться со своим правительством, прежде чем дать ответ…Кристофер достал из кармана конверт.— Буду рад дать вам ознакомиться с письмом господина Рабина, которое он прислал мне по этому вопросу, но вначале позвольте зачитать его.Секретарь открыл конверт, извлёк письмо и, надев очки, развернул единственный лист. «От премьер-министра.Уважаемый господин секретарь! Вы не ошибаетесь, когда полагаете, что премьер-министр Государства Израиль является старшим министром и министром обороны, одновременно отвечающим за МОССАД. Однако должен признаться, что, когда дело касается каких-либо аспектов наших будущих отношений с Саддамом, меня знакомят с ними только в общих чертах, не посвящая в конкретные детали. Если вы считаете, что располагаемые нами детали могут сыграть решающее значение для преодоления ваших нынешних трудностей, я дам указания полковнику Крацу довести до вас их целиком и полностью.С уважением, Ицхак Рабин».
Кристофер перевернул письмо и подтолкнул его по столу.— Полковник Крац, позвольте заверить вас от имени Соединённых Штатов, что я считаю информацию, которой вы располагаете, решающей для преодоления наших трудностей. Часть вторая «Не нуждаемся мы также в опеке со стороны наших бриттанских собратьев» Глава XXI Декларация независимости была прибита гвоздями к стене за ним.Саддам попыхивал сигарой, развалившись в кресле. Сидевшие за столом ждали, когда он заговорит. Саддам бросил взгляд направо:— Брат мой, мы гордимся тобой. Ты оказал своей стране и партии Баас великую услугу, и, когда придёт время моему народу узнать о твоих героических делах, ты войдёшь в историю нашей страны, как один из её славных сынов.Аль-Обайди сидел в дальнем конце стола и слушал своего лидера. Его руки, скрытые под столом, были сжаты в кулаки, чтобы унять дрожь. Несколько раз на пути в Багдад он убеждался, что за ним следят. Его багаж проверяли почти на каждой остановке, но не нашли ничего, потому что в нем ничего не было. Об этом позаботился двоюродный брат Саддама. Как только Декларация оказалась в безопасности их миссии в Женеве, Аль-Обайди даже не дали вручить её послу лично. А после того, как она была отправлена с дипломатической почтой, её уже нельзя было перехватить даже объединёнными усилиями американцев и израильтян.Двоюродный брат Саддама сидел теперь по правую руку от президента и упивался расточаемыми в его адрес похвалами лидера.Саддам медленно развернулся в другую сторону и посмотрел в дальний конец стола:— Я должен отметить также роль, которую сыграл Хамид Аль-Обайди, которого я назначил нашим послом в Париже. Однако его имя не должно связываться с этим делом, ибо ему надо представлять нас на иностранной земле.Итак, все было расставлено по своим местам. Двоюродный брат Саддама признавался архитектором этого триумфа, в то время как Аль-Обайди оказывался сноской внизу страницы, которая была быстро перевёрнута. Если бы Аль-Обайди провалился, двоюродный брат Саддама даже не узнал бы, что такой план существовал, а его, Аль-Обайди, кости уже сейчас гнили бы в безымянной могиле. После этих слов Саддама уже никто из сидевших за столом, кроме государственного прокурора, ни разу не посмотрел в сторону Аль-Обайди. Все взоры и улыбки были обращены к двоюродному брату Саддама.Именно в этот момент, во время заседания Совета революционного командования, Аль-Обайди принял решение.
Долларовый Билл сидел вопросительным знаком на стуле, опершись на стойку бара, и с удовольствием поглощал свой любимый напиток. Он был единственным посетителем во всем заведении, если не считать худющей женщины в платье от Лауры Эшли, тихо примостившейся в углу. Бармен решил, что она пьяна, поскольку за весь час у неё не дрогнул ни один мускул.Долларовый Билл вначале не заметил мужчину, неуверенной походкой вошедшего в бар, и вряд ли вообще обратил бы на него внимание, не сядь тот рядом. Вошедший заказал джин с тоником. Долларовый Билл испытывал естественное отвращение к любому, кто пьёт джин с тоником, да ещё садится рядом, когда в баре пусто. Он хотел было пересесть на другое место, но, поразмыслив, решил, что лишние упражнения ему ни к чему.— Как дела, старый волк? — прозвучал рядом голос. Долларовый Билл не хотел считать себя старым волком и не удостоил непрошеного гостя ответом.— В чем дело, проглотил язык? — спросил мужчина, растягивая слова. Услышав повышенные голоса, бармен обернулся к ним, но затем вновь стал протирать стаканы, накопившиеся после ленча.— Язык на месте и довольно приличный, — ответил Долларовый Билл, по-прежнему игнорируя взглядом своего соседа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123