восемь часов в верхних комнатах, подышать воздухом, поесть и заняться физическими упражнениями, восемь часов работы в замке на своих захватчиков и, наконец, восемь часов сна в одной из нижних комнат. Никто, кроме барона и Флорентины, не знал, когда Владек спит, поскольку он всегда встречал каждую возвращающуюся смену и провожал каждую заступающую на вахту. Еда раздавалась каждые двенадцать часов. Охрана передавала им бурдюк с козьим молоком, чёрный хлеб и пшено, а иногда – орехи, которые Владек делил на двадцать восемь частей, всегда отдавая удвоенную порцию барону, о чём тот так и не узнал. Новые обитатели подвала, чей послушный характер в условиях заключения превратился в оцепенение, не видели ничего странного в том, что девятилетний ребёнок управляет их жизнями.
Отправив очередную смену, Владек возвращался к барону в меньшую комнату. Поначалу он ждал от него приказов, но неподвижный взгляд его хозяина был столь же безжалостен и неприятен, хотя и по-своему, как глаза постоянно меняющихся немецких часовых. Барон не произнёс ни слова с момента, когда его посадили под арест в собственном доме. У него отросла длинная борода, перепутанными прядями спускавшаяся на грудь, а крепкое тело стало сдавать. Его когда-то гордые глаза теперь были безучастны. Владек с трудом мог вспомнить, как звучит любимый голос его благодетеля, и уже свыкся с мыслью, что никогда не услышит его снова. Через какое-то время он подчинился невысказанному желанию барона и хранил молчание в его присутствии.
Когда Владек жил в безопасности в замке, то не задумывался о прошедшем дне, так сильно он был занят всё время. Теперь же он не помнил, что делал в предыдущий час, поскольку ничего не менялось. Безнадёжные минуты складывались в часы, часы – в дни, а затем в месяцы, а потом он потерял им счёт. Только доставка еды, темнота или свет за окном говорили ему, что прошли очередные двенадцать часов, а сила света, порывы холодного ветра и лёд на стенах комнаты, таявший только с появлением солнца, говорили ему о смене времён года не хуже, чем уроки природоведения. В течение долгих ночей Владек всё отчётливее ощущал запах смерти, который пропитал даже самые отдалённые уголки четырёх комнат подвала и исчезал только при появлении солнца или с возвращением дождей – самого ожидаемого облегчения из всех.
После одного такого дождя, не прекращавшегося целый день, Владек и Флорентина воспользовались его результатами и умылись в луже воды, образовавшейся на каменном полу в верхней части подземелья. Ни один из них не заметил, что барон с интересом следил за Владеком, когда тот снял потёртую рубашку и начал кататься по полу, как собака, в луже чистой воды, растирая себя, пока на теле не появились белые полосы. Внезапно барон заговорил.
– Владек, – сказал он едва слышно надтреснутым голосом, – я плохо вижу тебя. Подойди поближе.
Владек был настолько ошеломлён звуком голоса своего благодетеля после такого длительного молчания, что даже не повернулся в его сторону. Но он сразу понял, что этот факт возвещает начало безумия, которое уже охватило двух стариков в подземелье.
– Подойди ко мне, мальчик.
Владек в страхе подчинился и встал перед бароном, который прищурил ослабевшие глаза и напряжённым движением потянулся к мальчику. Он провёл пальцем по груди Владека и с недоверием вгляделся в него.
– Владек, ты можешь объяснить этот небольшой дефект?
– Нет, господин барон, – смутился Владек, – он у меня с рождения. Моя приёмная мать говорила, что этот знак подарил мне Бог-отец.
– Глупая женщина. Этот знак тебе подарил твой собственный отец, – сказал барон мягко и опять на несколько минут погрузился в молчание.
Владек продолжал стоять перед ним.
Когда барон снова заговорил, его голос стал твёрдым:
– Сядь, мой мальчик.
Владек немедленно подчинился. И когда он сел, то опять заметил тяжёлый серебряный браслет, висевший у барона на запястье. Лучик света от окна заставил засиять в темноте подвала великолепную гравировку на нём – это был герб Росновских.
– Я не знаю, сколько времени немцы продержат нас здесь под замком. Поначалу я думал, что война закончится через несколько недель. Я ошибался, и теперь нам нужно смириться с мыслью, что она может продлиться очень долго. Исходя из этого, мы должны более конструктивно использовать наше время, поскольку я знаю, что моя жизнь подходит к концу.
– Нет, нет, – запротестовал Владек, но барон продолжил свою речь, как будто его не слышал:
– А твоя только началась. Поэтому я займусь твоим дальнейшим образованием.
В этот день барон больше ничего не сказал. Казалось, он размышляет над смыслом своих слов. Так Владек получил нового учителя, а поскольку у них не было возможности ни читать, ни писать, ему пришлось просто запоминать и повторять то, что говорил барон. Он выучил огромные отрывки из поэм Адама Мицкевича и Яна Кохановского и длинные куски из «Энеиды». В этом суровом кабинете Владек научился географии, математике и четырём языкам: русскому, немецкому, французскому и английскому. Но самыми счастливыми моментами в его жизни опять стали уроки истории. То была история нации, выжившей в условиях столетнего раздела, в атмосфере утерянных надежд на восстановление польского единства и новых мучений поляков после сокрушительного поражения Наполеона в России в 1812 году. Он познакомился с героическими легендами о старых и счастливых временах, когда король Ян Казимир посвятил Польшу Деве Марии после битвы под Ченстоховом, в которой он сокрушил шведов, и о том, как могущественный князь Радзивилл, владевший огромными земельными угодьями и страстно любивший охоту, поселил свой двор в замке близ Варшавы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168