— Ты на папу голос поднял? — грозно спрашивал Карасев своего кореша. — Мое место занять захотел? Так вот помни, что пока ты этого хочешь, под пулей ходишь. Я с тобой не шучу.
— Но Марину-то зачем убивать? — рыдал Нагорный.
— Чтоб ты понял, урод, что с тобой никто шутить не собирается…
Из дальнейшего разговора стало понятно, что Нагорный снял свои претензии на руководящее кресло в организованном преступном сообществе, но он не мог не понимать, что когда выйдет на свободу Барракуда, это сильно осложнит ему жизнь, и за его безопасность уже никто не даст даже ломаного гроша.
Между прочим, вызванная в прокуратуру гардеробщица из ресторана «Смарагд» рассказала занятную историю про то, что в день исчезновения Нагорного она работала. И увидела, как ее кумир выносит на руках бесчувственную жену. Заметив ее взгляд, Нагорный выбежал на улицу, усадил жену в машину и вернулся в гардероб; сунув старушке сотню баксов, он очень попросил никому и никогда не говорить о том, что она видела. Вот старушка и молчала добросовестно. Призналась только после того, как я показала ей фотографии трупа Нагорного.
— Но где же он прятался все это время? — спрашивала я Кораблева, но он только загадочно покашливал.
Леня к тому времени уже добился показаний от сотрудников обменного пункта, состоявших в дружеских отношениях со Спиваком. Те подтвердили, что Спивак несколько раз заказывал получение денег по кредитной карте Нагорного; они печатали для него квитанции, он забирал их и приносил уже с подписью владельца кредитной карты. Поскольку суммы со счета Нагорного списывались немаленькие, сотрудники пункта обмена валюты волновались, но Спивак успокаивал их и заверял, что все чисто, что квитанции подписаны Нагорным лично. Поскольку с этих выданных сумм они имели неплохой процент, они охотно верили Спиваку.
— Значит, Нагорного прятал где-то Спивак, — сказал на это Леня.
— Понятно, только где, вот вопрос.
Сам Спивак молчал и по этому поводу, и по другим. Я переживала, потому что милицейские дела всегда были чреваты полным отсутствием контакта между следователем и подследственным. Работники милиции — особая категория обвиняемых, они не могут забыть, что еще недавно сидели по другую сторону стола, и очень болезненно переживают перемену участи. Так что на откровения фигуранта рассчитывать не приходилось, надо было самим искать доказательства.
Перечитывая в который раз данные обнаружения и осмотра трупа Нагорного, я прицепилась к клочку бумаги, вытащенному из кармана его брюк. Клочок был похож на обрывок квитанции из прачечной или обувной мастерской, на нем читался фрагмент номера, но и все. Не будешь же обходить с этим кусочком бумаги все прачечные и ремонты обуви! Потому я положила бумажку в прозрачную папочку и везде таскала с собой, показывая всем, кому не лень, и спрашивая, что это такое. Однако никто ничего нового мне не сказал. Но как-то, идя по Большой Морской из городской прокуратуры, я столкнулась с начальником оперчасти одного из наших следственных изоляторов. Он неторопливо шагал по улице, думая о своем. И очень мне обрадовался.
— Пошли где-нибудь кофейку попьем, — предложил он, и я с удовольствием согласилась.
Мы зашли в ближайшее кафе, сели за шаткий столик, и он принес два кофе. Тут у меня в сумке зазвонил мой лоховский телефон (после того, как Хрюндик уел меня ненадлежащим внешним видом телефона, я уже стеснялась доставать аппарат в общественном месте). Пока я ковырялась в сумке в поисках звонящего мобильника, из сумки выпал тот самый прозрачный пакет с обрывком квитанции. Начальник оперчасти поднял его и стал разглядывать.
— Да, кстати, ты не знаешь, что это такое? — спросила я без всякой надежды на то, что услышу что-то конструктивное. Но он уверенно ответил:
— Знаю, конечно. Это квитанция, которую в наших изоляторах выдают арестованным при поступлении в СИЗО, в обмен на изъятые часы, шнурки и ремешки.
— А по номеру можно сказать, кому квитанция выдавалась? — задала я глупый вопрос.
— Конечно. Но здесь не целый номер, а фрагмент. Давай цифры, я тебе завтра список сделаю.
— Нет! — закричала я. — Хочу сегодня, сейчас! Пошли скорее, я машину поймаю.
— Тьфу, заполошная, — фыркнул он. — У меня за углом тачка припаркована…
Мы выбежали из кафе, прыгнули в машину, и опер, поддавшись моему ажиотажу, понесся с такой скоростью, что я взмолилась:
— Может, хоть на красный свет ездить не будем, а?
— Каждый ездит на цвет своего удостоверения, — ответил он мне, не снижая скорости.
Мы примчались в изолятор, он протащил меня внутрь без пропуска, потому что я не могла дождаться, пока придет девочка, оформляющая пропуска. В канцелярии мы подняли корешки квитанций и выяснили, что возможных вариантов номера — ни много, ни мало, а всего пятьдесят восемь.
Проверять всех было немыслимо, и вдруг мне в голову пришла одна мысль.
— Миша, — обратилась я к начальнику оперчасти, — а можно поднять талоны вызова заключенных? Меня интересует, кого вызывали чаще всего Спивак и Захаров из ОРБ.
— О-о! — застонал начальник оперчасти, но притащил мне мешок талонов и предложил самой порыться в них и поискать нужные.
Нужные я искала два дня. Пробовала было привлечь к этому делу Шарафутдинова, как нельзя лучше подходящего для нудной, неквалифицированной работы, но к исходу первого дня поняла, что мне проще самой перелопатить этот мешок, чем долго находиться в обществе Татарина. И отправила его восвояси.
Но вечером второго дня передо мной лежали талоны вызова Захаровым некоего Ослова Ивана Вахтанговича, числившегося за отделом дознания того самого района, где Барракуде в первый раз неудачно пытались сунуть «левый» пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65