Он снова стал хозяином равнины и всего видимого мира на целую ночь. Его могучее, неиссякаемое шипение изгнало тишину, заглушив голоса людей.
Два здоровенных янки старались распрямить тело Джонни, чтобы уложить его в мало-мальски пристойной позе. Они пытались преодолеть окоченение, не забывая о том, что пораженные гангреной ткани расползаются под руками, — работенка не из приятных! Из последних сил они сдерживали самые страшные проклятия. Время от времени оба отворачивались, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Повернувшись спиной к разъяренному огню, штурмующему небо, Мак-Джоуэн принялся неуверенно бормотать псалмы. Позади него соломенные, обмакнутые в нефть факелы отбрасывали зыбкие отблески.
Ветра не было, но иногда без всякой причины клубы дыма накатывались на людей, заставляя их задыхаться от кашля.
— «Адонай, глава рода Израилева, явившийся Моисею среди красных языков пламени, сжалься над рабом твоим, господи, мы взываем к тебе…»
Здесь собрались все нефтяники, кроме тех, кто должен был следить за пожаром. В конце каждой фразы индейцы-католики торопливо крестились и бормотали: «Аминь».
— «Поспеши на помощь ко мне, о господи, в тебе мое спасение. Я погряз с головой в прегрешениях моих. О господи, не гневайся на меня».
Один факел замигал и погас. В полутьме кто-то выбрался из общего круга и, надрывно кашляя, исчез в темноте.
— «О господи, наставь неправедного на путь праведный. Укажи мне пути твои, господи, и научи меня мудрости своей…»
Начальник участка закрыл библию. Двое пеонов воткнули свои факелы в землю и начали сбрасывать в яму песок полными лопатами. Но привычного зловещего стука земли о дерево не было: Джонни похоронили без гроба, завернув голое тело в брезент.
Мак-Джоуэн приблизился к краю могилы и пробормотал короткую молитву собственного сочинения.
— Господи, ты сказал: и у лис есть свои норы, а сыну человеческому негде даже преклонить голову. Господи, когда ты был среди нас, ты часто спал в тени палатки или дерева. Прими же создание твое в круг твоих избранных! Мы тебя просим. Может быть, Джонни жил во грехе и скверне, но он умер, выполняя свой долг, и сделал он это наверняка не из гордыни. Прими же его, господи, в доме своем!
— Прими его в доме своем! — подхватили янки.
— Значит, вы не успели вовремя затормозить?
— Он стоял сбоку, я не видел, как он поскользнулся. И потом я так устал…
— Понимаю.
В бараке начальника участка перед тремя стаканами виски сидели Мак-Джоуэн, специалист из Далласа по взрывным работам, и Штурмер. Умытый, выбритый, Жерар великолепно чувствовал себя в свежей одежде, за которой сходил к разгруженному и отныне безобидному грузовику; он был настолько бодр, что и сам удивлялся.
Виски было не простым «бурбоном», а настоящим шотландским. «Уайт Хорс» — для Жерара, во всяком случае, это было в самый раз, а янки пили свое кентуккское — видно, им нравился вкус бриллиантина.
— Я напишу отчет, — продолжал инженер. — Тем более что никаких вопросов не возникает. Его рана сама по себе была неопасной. Умер он от заражения крови… и вы здесь совершенно ни при чем, так я и объясню. Намучились вы с ним, наверное, а?
Жерар окончательно поверил в удачу только тогда, когда инженер вручил ему расписку за доставленные двести килограммов груза.
— Поберегите эту бумажку: она стоит две тысячи долларов, я присоединил сюда и долю вашего напарника. Мой отчет они получат только через неделю. Поэтому хорошенько запомните следующее: Джонни Михалеску умер здесь, по приезде. Перед смертью он просил, чтобы его часть вознаграждения передали вам. Я уже договорился об этом с моими помощниками, они не возражают. Компания достаточно богата…
— Спасибо, большое спасибо, — произнес Жерар.
Две тысячи долларов! Как раз то, что требовалось. Он закрыл глаза. Перед ним замелькали обрывки воспоминаний. Хватит: больше ни одного рейса! Конец этой пытке, конец безумию, страху…
— Когда вы намерены ехать обратно? Если хотите, обратно вас отвезут. У нас есть люди, которые хорошо водят и будут радешеньки провести уикэнд в Лас Пьедрасе. Это даст вам возможность отдохнуть перед следующим рейсом…
Ни в какой новый рейс Штурмер не собирался, но он не видел необходимости сообщать об этом американцу. Тот сразу раскаялся бы в своей щедрости.
— Я поведу грузовик сам. Вот допью и поеду.
Было рано, солнце еще не набрало силы. Шестьдесят часов назад красные грузовики, покинув побережье, отправились в далекий путь. Трое погибли — Бимба, Луиджи, Джонни, — да и священник из Лос Тотумоса, наверное, отправился за ними следом. Но мысли Штурмера не задержались на столь печальном итоге.
Он удобно умостился на подушках сиденья, хлопнул дверцей и резко сорвался с места, со скрежетом переключая скорости, не глядя под колеса, и сразу выскочил на дорогу. Лихо махнул рукой остающимся. Этот прощальный жест показался ему самому нелепым, насмешливым. В зеркальце он увидел, что начальник участка тоже помахал ему вслед. И вот Жерар остался один, наедине со своими планами, с предвкушением ожидающих его радостей. Он ринулся навстречу своему будущему, которое стояло на якоре в тихой бухте, покачиваясь на ласковых волнах Карибского моря.
Жерар что-то выкрикивал, и мотор ревел вовсю, подтягивая своему хозяину. Победная песня так и рвалась из сердца Жерара. Возвращение превращалось в гонку. Кто всю жизнь просидел за баранкой, умеет выражать радость лишь одним способом — скоростью. Особенно после того, как пришлось весь долгий рейс притормаживать, одергивать себя…
Собственная лихость и ловкость возбуждают Жерара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32