Он посмотрел на меня недоброжелательно:
— Тугай плохой люди, — проговорил он сурово.
Я решил при греке и при Юле не показывать, что я что-либо знаю.
— Почему плохой? — невинно поднял я брови.
— Тугай убивай, воровай, два уезда ограбил, сейчас сюда пришел. Тугай люди все равно Погребняк. — Лицо его искривилось, кровь схлынула, стали видны некрасивые оспинки и старые шрамы. — Плохой люди.
— Как ваша знай? — спросил я на том же общем диалекте.
С лица Хассана не сходило волнение:
— Наша джигит ходи тугай охота. Тугай много офицер.
Я как бы случайно обвел глазами сидевших вокруг. У грека и Юли глаза были острые, остановившиеся. Оба делали стойку и выдавали себя этим. Они были явно на работе.
— Погребняк — старый, молодой? — спросил я.
— Не старый, не молодой, — ответил Хассан, — высока. Одна рука его два пальца нет. Худой человек. Его убивай надо.
Опять наступило молчание. Хассан, видимо, предполагал, что мы все одинаково переживаем его сообщение, в то время как мы все воспринимали его по-разному.
Внезапно он стал более доверительным, думая, что находится среди друзей (ведь спасла же ему больница жизнь!) и что все присутствующие также друзья и между собой. Он понизил голос до шепота:
— Я тебе скажи. Ваша лагерь есть люди, ходи тугай, туда-сюда.
Я притворился удивленным и возмущенным. Грек так и впился глазами в Хассана.
— Как твоя знай? — чуть-чуть сурово спросил я. — Как твоя можно говори?
— Наша охотники види. Наша джигиты все види. Кажды день тугая люди ходи трава, — он почти лег на ковер, — потом назад.
Он наклонился ко мне. Снаружи послышалось цоканье копыт. Кто-то спешивался.
— Ваша есть один человек, ходи туда-сюда, плохой человек, молодой, большой. — Он встал, показал рукой над головой, поднял глаза и оцепенел, будто увидел привидение.
В дверях стоял Борис, самоуверенный, развязный. Не про него ли собирался сказать Хассан и поэтому так перепугался?
— А вот и я, то, что у Блока называется нечаянная радость, — пропел Борис. — Я, собственно, в поисках вас, Глеб. Нехорошо бегать от друзей. Тем более что у меня к вам дело. Я верхом за вами. А! Кого я вижу? — деланно удивился он. — Юлия Викторовна и... — Он чуть прищурил глаза.
— Кристи, — дружелюбно отозвался грек, — Кристи Кангелари. Все знай. Круты дальше.
Он засмеялся, обнажив два ряда прекрасных зубов, вежливо поднялся, напрасно ожидая, что Борис подаст ему руку, но Борис этого не сделал. У грека были неуловимо хорошие манеры, не хуже, чем у Бориса. Я опять подивился атлетическому развороту его плеч. Что они там, греблей, что ли, занимаются, в Анапе? Если только он действительно из Анапы.
Законы гостеприимства взяли в Хассане верх над первым чувством ошеломленности. Бросив острый, предупреждающий взгляд на меня, Хассан подвинулся, потеснил Рустам а и вежливо предложил Борису сесть.
— Итак, я искал вас, Глеб, — повторил Борис, усевшись. — Есть телеграмма от Толмачева, что он приезжает. Надо подготовить все к работе. Завтра с раннего утра Эспер Константинович просит вас быть в лагере.
— Хорошо, — ответил я, дивясь тому, что он так поздно поехал за мной, да еще в пользующийся дурной репутацией кишлак. Ясно, что караульные в макбаре сказали ему, где я. Но достаточно было бы оставить записку.
— Ну вот, у меня теперь сразу два кавалера, — жеманно проговорила Юля. — Как вы живете, Борис Николаевич? Неужели вы совсем меня забыли?
Глаза грека, до того широко раскрытые, чуть сузились.
— Но я вижу, — хихикнул Борис, — что вы без меня тоже не скучаете.
— Ах, что вы, — обиженно ответила она, — меня развлекают, как могут, Глеб и... Кристи, но... Я так обрадовалась, увидев вас. Может быть, если Глеб нас в конце концов пригласит, мы у него сделаем привал и узнаем, как живет этот угрюмый отшельник?
Это было неприятной новостью для меня, что без моего приглашения Юля собирается ко мне в макбару, да вдобавок с этим темным Кристи и вот теперь еще и с Борисом.
Наступило молчание. Подняв глаза на Бориса, я увидел, что тот исподлобья наблюдает за греком. Внезапно Борис поднялся, заторопился и в спешке позволил себе большую бестактность — не прикоснулся к чаю и к сладостям.
— Вы что, еще долго здесь пробудете? — спросил он.
— Да, так сразу не сорвемся, как некоторые, — ответил я.
— Ну, а я пойду, у меня дела.
— Какие дела? — спросил я, с трудом подавляя насмешку.
Он остановил взгляд на мне:
— Да разные. Знаете, в связи с приездом Владимира Николаевича. Юлия Николаевна, ваш слуга...
Он театрально поклонился и, ни с кем более не попрощавшись, вышел.
Хассан наклонился ко мне и шепотом продолжал начатый им до прихода Бориса разговор:
— Его тугаи ходи.
Я, насколько мог, изобразил высшую степень удивления.
— Его тугаи ходи, тугаи люди его ходи, туда-назад, письмо таскай, спирт таскай, ружье таскай.
Глаза грека блестели. Он не упускал ни одного слова. Это была информация.
— Ваша какой охота? — внезапно спросил грек Хассана.
— А вы что — охотник? — спросил я его.
— Да, — ответил он, — наша Кавказ, дичь много, козуля, фазан.
Но он, видимо, не со мной желал говорить и вновь обратился с тем же вопросом к узбекам.
— Охота есть, — ответил Хассан. — Наша много джигит.
— Моя ваша приезжай, — пообещал грек, — вместе тугай ходи, птица стрелять.
— Тугай ваша ходи нельзя, — упрямо ответил Хассан.
На лице грека изобразилась досада:
— Хороши охота, почему не ходи?
— Там плохой люди много.
Греку явно не по душе было это возражение, но он принудил себя добавить добродушно:
— Ваша базар езжай, ходи мой киоск. Моя большой плов делай, гость будешь. Круты дальше!
Мы просидели еще часа полтора, а потом церемонно распрощались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64