Петр невольно залюбовался ею. Это была уже совсем не та девочка, почти подросток, какую они увидели впервые, придя на рудник, – юность расцвела и созрела.– Знали бы вы, какой был шум! – воскликнула Белла. – О, это надо было послушать. Вы, Питер, зря ушли – лишились удовольствия посмотреть такое представление!– С ним был разговор? – поинтересовался Дмитрий, и Петр не сразу сообразил, с кем это «с ним».– Ага! – почти ликующе подтвердила Белла. – Он даже позеленел, когда отец сказал, что у нас уже все решено. Закричал: «Но ведь я рассчитывал, надеялся!» – «Зря надеялись, – говорит отец, – ни я, ни дочь обещания вам не давали. Вы просили руки – мы до сих пор молчали»… Я думала, он пристрелит и отца, и меня. Но он только покричал, потом выскочил. Хлопнул дверью – стены затряслись. Смехота!– Mop? – догадался наконец Петр.– Ну да! Вам Дик уже сказал, что мы с ним женимся? Дик и я.– Нет, не говорил… Значит, у вас… Ах вы черти!Петр улыбался. Это действительно здорово, такая у Дмитрия радость, и пара получится чудесная… Но в то же время что-то похожее на обиду шевельнулось в его сердце.– Поздравляю, – сказал Петр и протянул им руку и жал их руки, а сам прислушивался к тому, что у него делается внутри.Внутри что-то отрывалось, уходило, оставляя пустоту. Это была их дружба с Дмитрием. Конечно, никуда Митьша не денется, и дружба их не порвется совсем-то, только будет она уже не такой, как прежде. Было их двое на всем свете, а теперь…– Ну, можно и к столу, – загудел Дмитрий. – Сейчас, Беленькая, ты узнаешь, что такое пельмени.– Ой, какие смешные! А они вкусные, да? Ты научишь меня готовить их, Дик?– Научу, научу… Открывай бутылку, Петр. Выпьем за все разом – за твое возвращение, и за русскую нашу еду, и за нашу свадьбу с Беленькой.– Свадьба когда? – спросил Петр.– Скоро. Помолвка у нас уже состоялась. – И добавил по-русски: – Только придется мне в их веру переходить. Гугенотом, брат, стану.– На кой тебе это ляд? – грубовато сказал Петр.– А не все равно?Что ж, в этом была своя логика. Ни Петр, ни Дмитрий, хотя в детстве и таскали на шее крестики, бога никогда не почитали, ибо веры у них не было. Едва ли Дмитрий и разбирался в том, кто такие гугеноты, протестанты. Петр, кое-что читавший об этом, знал, что так еще в прошлые века прозвали последователей Жана Кальвина. Что они, борясь за реформу церкви, откололись от католиков, отказавшись от верховенства римского папы, от монашества, от почитания икон, от многих таинств и догматов католической церкви. Протестантская церковь по обрядам и организации была значительно проще, «демократичнее», вера – ревностней. Божий промысел, воля божья считалась у кальвинистов превыше всего, праздность они принимали за грех, а приобретательство выдавали за службу богу. Буры в большинстве своем были гугенотами.Однако что до этого Дмитрию, которому вообще не нужна церковь – ни православная, ни протестантская, ни католическая!– Хоть в магометане записывайся, – махнул рукой Петр.– Вы что, какие-то секреты обсуждаете на своем русском? – вмешалась в разговор Изабелла.Невинная и вполне естественная реплика эта отозвалась в Петре новой болью.– Мить, – тихо сказал он, – а Россия-то… как же?Дмитрий понял его.– Не туманься, Петро, худого не думай. Говорили мы с ней об этом. Обживемся здесь, деньжат поднакопим – и обязательно в Россию. Согласная Изабелла, перечить не будет.– Ох! – вздохнула Белла, непонятная речь наскучила ей. – Скорее бы мне узнать ваш язык! Наливайте же, остынет ваша еда!– Извини, Беленькая. – Дмитрий повернулся к ней, осторожно и ласково положил руку на плечо. Под его ладонью оно казалось тоненьким и хрупким.Нельзя сказать, что пельмени получились отличными, однако они очень понравились и Белле, и Каамо. А Петр и Дмитрий… Странное дело: какие-то кусочки мяса в вареном тесте, вроде ерунда – а сколько воспоминаний, цепочкой потянувших за собой другие, вызвало это нехитрое родное кушанье… Изредка отхлебывая вино из небольшой глиняной кружки, Петр ел медленно и задумчиво. Чуткая душа, Белла поняла его.– Вы вспомнили родину, Питер?.. – Она помолчала. – Расскажите нам о поездке. Наверное, было интересно?Ему расхотелось рассказывать. Он отвечал на вопросы скупо, односложно. Совсем не праздничным получался этот вечер.На кухне кто-то кашлянул, зашаркали шаги. В проеме двери показалась тощая фигура Клааса Вейдена. На этот раз старик был выбрит, на плечах красовалась почти новая, еще не грязная куртка. Он был трезв и раскланялся церемонно.Петр почему-то очень обрадовался ему. Старика усадили на почетное место, наперебой угощали пельменями, подливали вино. Он ел, молчал и улыбался. И вдруг Петру захотелось рассказать о поездке, и он стал рассказывать – подробно, с деталями – об охотничьих приключениях, о поисках золота, о стычке с Марстоном, о Коуперсе, Мангваэло и Чаке…Уже поздно вечером Дмитрий отправился проводить Изабеллу. Петр тоже вышел из дома и присел на обрубок старого дуба, притащенный Дмитрием для каких-то поделок. Чуть шумело от хмеля в голове.Темная женская фигура, неслышно ступая, приблизилась и опустилась рядом. По голосу Петр узнал Марту.– Поздравляю вас с благополучным возвращением, масса Питер. (Он не видел, только чувствовал, что мулатка улыбается.) – Вы теперь останетесь совсем один, да? – Теплая ее ладонь легла на его руку.– Почему же, Марта, один?– О, я все понимаю… Не надо грустить, масса Питер. – Она тихонечко прижалась к нему.– Ладно, Марта, – он тряхнул головой и улыбнулся, – не будем грустить!..
2
Все помыслы Дмитрия теперь были заняты свадьбой. После работы он, не мешкая ни минуты, спешил домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107