Просто все мужчины от шестнадцати и до шестидесяти лет по закону военного времени встали под ружье. Собирались по фельдкорнетствам. Каждый обязан был явиться со своим оружием, с двумя верховыми лошадьми, одним или несколькими чернокожими слугами и необходимой поклажей. Буры побогаче приводили громоздкие фуры и, кроме того, малые двухколесные повозки, запряженные парой лошадей или мулов. Другие, группами по восемь – десять человек, сообща снаряжали громадные, длиной около шести метров, фургоны и к каждому из них – четырнадцать волов.Так же было и в фельдкорнетстве Артура Бозе. Свой рудничок он покинул легко, во всяком случае, без видимого сожаления. Предприятия все равно закрывались, а сидеть у разбитого корыта было не в его натуре. Потратив часть денег на общее для всех снаряжение, остальные он, как полагали люди, припрятал в укромном местечке, а дом и хозяйство оставил на попечение старого Клааса Вейдена. Изабеллу на семейном совете решено было взять с собой в поход. Так поступали многие буры, Бозе не был исключением.Как-то само собой получилось, что Петр стал у него чем-то вроде ординарца или даже адъютанта, хотя такового фельдкорнету и не полагалось по чину. Бозе хотел было выдвинуть его в капралы, но счел, что, пожалуй, рановато; хотя Петр Ковалев и отличился в дни «восстания Джемсона», все же он не был исконным буром.Впрочем, мало кто знал, что ординарец фельдкорнета, лихой и быстрый здоровяк Питер, – русский, а не бур. Он ничем не отличался от других членов воинства. Загоревший и бородатый, в суконной куртке и кожаных штанах, Петр сидел в седле как влитой, будто с детства только и занимался тем, что объезжал скакунов в диких просторах вельда. На широкополой шляпе его красовалась кокарда четырех цветов трансваальского знамени: три цвета – голландского флага и четвертый, зеленый, цвет бурских пастбищ. Увесистый сдвоенный патронташ плотно облегал плечо и грудь; верный «веблей» на поясе и маузеровская винтовка за спиной; к седлу приторочены переметные сумы, байковое одеяло, большая, обшитая войлоком баклага – все, как у других.Да и сам Петр не чувствовал себя в чем-то отличным. Он присматривался к людям вокруг – чем не расейские мужики, только более справные да степенные, а так – что ж: в простой одежде, бородатые, потные, с большими работящими руками. Недобрый ворог хочет согнать их с родной земли, порушить налаженную жизнь – и вот поднялись эти люди всем скопом, взялись за ружья, готовые грудью стать за матушку-землю…Подъехав к Дмитрию, Петр склонился к нему, обронил негромко по-русски:– Оглянись-ка, Мить… Совсем как вроде наш народ на рать собрался.Дмитрий сначала не понял друга, потом сообразил, сказал деловито:– А как иначе-то! Народ, он, считай, повсюдно схож. – Потом ухмыльнулся: – Только вот ежели негритосов на нашу-то землю – вот было б диво! – И хохотнул, видно, представив, как удивленно глазели бы их березовские, появись на улицах завода негры.Петр прихмурился, разговаривать расхотелось. Ничего обидного Дмитрий не сказал, а настроение у Петра испортилось. Ему претило даже безобидное пренебрежение неграми. Раздражало. В конце концов, это просто глупо. Буры себе же хуже делают, отказываясь понимать, что войну можно выиграть, лишь взяв негров в союзники. Надо сделать чернокожих полноправными бойцами, вооружить их – сунься тогда англичане! Но буры боятся этого: как бы самим не пришлось солоно. А ведь негры сумели бы разобраться, кто для них в этой борьбе наипервейший враг…Протяжная команда покатилась по колонне: большой привал.Солнце за спиной еще не пало низко, однако ясно было, отчего командиры решили стать на ночлег. Впереди темнела гряда большого леса, а ставить лагерь бурам куда сподручнее в степном приволье.Вскоре отряд принял обычный для бивака порядок. Все повозки выстроили возле подножия холма в большой четырехугольник; внутри него начали устанавливать палатки и разводить костры. Коноводы-негры отправились с лошадьми за четырехугольник на сочные весенние травы.Впереди находилась брандвахта – сторожевое охранение, однако приказано было выставить дозорных и по внешнюю сторону повозок, и на вершину холма.– Пойду проверю свое семейное воинство, – подмигнул Петру Дмитрий и направился к костру, возле которого вместе с женой капрала Брюгеля Агатой кашеварила Белла.Однако Агате это выражение не понравилось.– И трубку не успел выкурить, а уже к юбке потянуло? – встретила она Дмитрия. – Ну, если тебе так нравится наша компания, возьмись-ка поработай: костей для рагу нарубить надо.Белла зарделась: ей приятно было, что Дмитрий – ее большой и добрый, ласковый Дик – пришел к костру. Однако молодая женщина смолчала, только бросила на мужа быстрый нежный взгляд, Дмитрий перечить Агате не стал: чего доброго, поднимет шум, начнет насмехаться.– С удовольствием, мефрау, – без удовольствия сказал он и принялся за дело.Петр, подложив под голову седло, устроился возле мужа Агаты, капрала Гуго Брюгеля, краснощекого, густобрового крепыша в уже изрядном возрасте. Возле отца сидели его сын Клаус, такой же крепкий и щекастый, только без единой сединки на голове, и внук Франс. Набивая трубку, Гуго добродушно подковырнул Дмитрия:– Что, Дик, попал в переплет. Ну-ну, старайся.Дик отмолчался.Похмыкав в бороду, Брюгель принялся кусочком замши протирать свой роер. Он весьма гордился этим старинным голландским ружьем, доставшимся ему, наверное, от деда или прадеда. У ружья была латаная ложа и поржавевший длинный шестиугольный ствол. Порох засыпался в дуло, потом туда шомполом забивалась пуля, обернутая в пропитанный жиром пыж, и, наконец, на затравочный стержень надевался пистон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107