Груда пестрых тканей, золоченых цепей, круглых сосудов, небрежно
завернутых в большое, желтое с черными кольцами, дорогое покрывало,
случайно легла так, что с того места, где находился табунщик, могла и
впрямь показаться леопардом, готовым к прыжку.
Наваждение длилось всего три мгновения. Хугава испуганно покачал
головой - чего только не примерещится человеку!
Табунщик, в отличие от многих сородичей, не боялся ни духов, ни
бесов, ни всяких прочих кикимор и чертей, хотя и верил в их существование.
Такой уж он был человек. Однако промелькнувший сейчас перед глазами образ
Пятнистой смерти устрашил его как ребенка.
Хугава пытался взять себя в руки, но чувство смутной тревоги,
какой-то неясной опасности не покидало пастуха весь день.
Чтоб лучше видеть, один из сакских вождей поднялся и откинул полог,
прикрывающий вход. На кучу царских даров упал прозрачный поток солнечных
лучей. Она ярко вспыхнула, плавно отбросила радужную волну отражения, и
сакам почудилось, будто в шатре запылал невиданный по красоте костер.
В груде расшитых золотом, золототканых, золоченых, посеребренных,
литых, чеканных, резных, крученых, черненых, крытых эмалью разнообразных
вещей все было мадское и бабирское, лидийское и греческое, иудейское и
финикийское. И - ни клочка персидского, разве что ковер; да нет, и тот,
пожалуй, был от парфян или армян.
Персы - еще недавно безвестная народность, прозябавшая в убогих
лачугах на краю света, - сами пока ничего не умели, благородному ремеслу
еще не научились, зато куда как наловчились отнимать и присваивать изделия
мастеров покоренных стран.
Долго не могло опомниться собрание сакских вождей, ослепленных,
подавленных чуждой их быту, кричащей роскошью. Старейшины только
переглядывались изумленно да щелкали языками о зубы.
У некоторых мелькнула заманчивая мысль: не бросить ли к дьяволу эту
чахлую пустыню вместе с чесоточными овцами, не заняться ли, по примеру
расторопной персидской знати, грабежом соседних городов и селений? Дело
добычливое. Чем сакские старейшины хуже персидских, почему они должны
ходить в лохмотьях?
Фрада скорчился и болезненно всхлипнул от зависти. Цепкие руки отца
Райады так и потянулись судорожно-загребающим движением к сверкающей куче
сокровищ.
Одна Томруз держалась спокойно. У женщины, конечно, тоже разгорелись
глаза, но в них было восхищение, а не жадность. Точно такими глазами она
любовалась бы тончайшими прожилками в лепестке мака, серебристым мехом
новорожденного ягненка или весенним закатом, когда темно-багровые, с
золотыми краями, облака плывут по ярко-лиловому разливу неба.
- Богато, - улыбнулась Томруз. - Не знаю, чем и отдарить. У нас -
что? Кожа, шерсть да войлок - вот и все достояние. Ну, кони неплохие...
Она кивнула Хугаве, скромно сидевшему на корточках у порога:
- Завтра отловишь для гостей три косяка лучших четырехлеток. Но
конями вас не удивишь, не так ли? - вновь обратилась Томруз к Утане и
Гау-Баруве. - Я слыхала, у персов хорошие табуны.
Саки и персы изъяснялись между собой свободно - столь близко
родственны были их наречия. Лишь иногда, забывшись, Томруз произносила
два-три диковинных слова, непонятных для гостей - дривики, так же, как
дахи и аугалы, происходили от фракийского корня. Они давно и неотделимо
слились с туранскими саками и восприняли их речь, но кое-кто сохранил в
памяти и старый язык.
- У нас в пустынных горах, - продолжала Томруз, - дождь и талая
снеговая вода вымывают порой кусочки блестящего желтого металла. Это не
медь. На добрую посуду, мечи, наконечники не годится, да и мало его, так
что нам, сакам, он ни к чему. Но говорят, у вас, на западе, любят такой
металл. Правда? Посмотрите.
Томруз подняла скомканный, брошенный перед нею платок, и персы
увидели плоский слиток величиной с баранью голову.
Она вопросительно взглянула на гостей. Конечно, Томруз не была
настолько уж темной, чтобы не знать цены золоту. Но - разве обойтись без
маленькой хитрости, когда водишься с таким жадным народом, как дети
Айраны?.. В делах лучше казаться глупой, оставаясь умной, чем казаться
умной, оставаясь глупой, как горшок.
Кочуя у гор, саки упорно рылись в осыпях, терпеливо, по крупинке,
собирали желтый металл и отдавали верховному вождю, который и хранил его
на черный день. Золото берегли. Расставались с ним неохотно, предпочитая
расплачиваться с приезжими купцами кожей и шерстью.
Алчно сверкнул взгляд Утаны, резко подался вперед Гау-Барува. Вся
куча цветастых тканей и чеканных сосудов, наваленных персами посередине
шатра, не стоила и половины крупного слитка.
- Вот наш ответный дар царю Парсы! - сказала Томруз.
Она понимала - сакский дар вдвое превосходит персидский, но именно
этого и хотела Томруз. У гордых послов опустились носы. Она сбила с них
спесь. Пусть не думают хитрецы с запада удивить предводительницу саков
расшитым тряпьем. И свои старейшины пусть видят, что им вовсе не из-за
чего завидовать персидской знати. Пусть они подумают да рассудят, хороши
ли нравы чужой страны, где люди готовы отдать душу за никчемный желтый
камень. Золото! Что - золото? Его можно нарыть в горах сорок мешков. А вот
человеческого достоинства в щебнистых осыпях не наскребешь. Надо беречь
достоинство человеческое. Или оно дешевле металла?
Персов угостили мясом оленей, диких свиней и онагров, целиком
зажаренных на костре, вареной бараниной, рыбой и дичью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67