- Пора, наконец, спрятать
языки и обнажить мечи! Мне предстоит совершить еще не один, и не два, и не
три похода. Я хочу, с благоволения Ахурамазды, обратить в истинную веру
весь мир. Но мир велик, а я стар. Поэтому я не могу топтаться здесь три
года. Мы должны просверкнуть в Туране, как молния! С Томруз покончим за
пятнадцать дней. Спустимся к Хорезму. С Аранхи перейдем на Яксарт,
поднимемся к Сугде. Осенью мы должны вернуться домой. Помните - нас ждет
Египет. Эй, начинайте наводить мост.

Осенью, добравшись до Парсы, истерзанный Виштаспа рассказывал
Камбуджи и Хутаусе:
"Воины спустили плоты на воду и привязали их друг к другу ремнями и
волосяными веревками. Вдоль левого берега Аранхи вытянулся огромный
плавучий мост. Нижний конец моста прикрепили цепями к толстым столбам,
врытым в землю. Верхний оттолкнули от суши. Быстрая вода повлекла зыбкое,
но прочное сооружение за собой и плавно поставила его поперек реки.
Триста варканских лучников обстреливали с двигавшегося моста берег,
занятый саками; едва восточный конец моста коснулся суши, отряд
копейщиков, сидевших на плотах наготове, ринулся на толпу конных
кочевников, вертевшихся у переправы. Завязался бой. Саков оказалось очень
мало, не больше ста всадников; убив стрелами двадцать-тридцать наших, они
быстро скрылись в пустыне.
Едва мы приступили к переправе, поднялся, как нарочно, сильный ветер.
Видно, то колдуны саков наслали непогоду. Река и без того бешеная,
казалось, встала на дыбы. Небо заволокло красноватою пылью. Она, как
туман, клубилась над Аранхой и плотной завесой оседала на кипящую воду.
Мост, слава Ахурамазде, остался цел. Но движение все же пришлось на
время прекратить. Кони боялись раскачивающихся плотов, а воины не видели,
куда ступают. Утонуло сразу тридцать-сорок человек, да и то, хвала
премудрому богу, защитнику Айраны, не персов, а дахов и варкан. Скоро
ветер улегся, река немного успокоилась, воздух очистился. Переправа
продолжалась.
На правом берегу разбили второй лагерь. Царь, по совету Креза, решил
взять лучшую часть войска с собой, а худшую оставить для охраны моста. У
реки оставили главный обоз, осадные приспособления, немногих пленных. И
семитов-вавилонян, умеющих отлично управляться с таранами, возводить
насыпи, строить сапы и делать подкопы. Сынов Божьих Врат надлежало беречь
для боев у стен Хорезма и Сугды.
Куруш повелел не брать в барханы и быков, захваченных из Марга для
пропитания воинов. Он не собирался долго возиться с кочевниками, поэтому
выступил из лагеря налегке. Оружие, хлеб, сушеный сыр, соленое мясо, пять
бурдюков с водой, запасной конь - чего еще нужно человеку на
десять-пятнадцать дней?
Сфардец Крез, проклятый лукавец, притворился хворым, и царь царей,
довольный его речью на совете, милостиво дозволил нечестивцу остаться в
лагере.
О Ахурамазда!
Как хорошо начинался поход... и как нехорошо он закончился".

Прежде чем покинуть лагерь, персы принесли в жертву богам тысячу
лошадей.
Молодое учение Заратуштры отлично уживалось у них с древними
представлениями и суевериями. Почитая Ахурамазду, персы поклонялись в то
же время духам степей, гор, воды. Молились небу, солнцу, ветру, звезде.
Верили в таинственную силу хищных зверей, птиц и змей.
И пока маги, жрецы огня всех рангов - дастуры, эрпаты, дотвары,
мобеды - в особых башлыках-патиданах, завязав рты, чтобы не осквернить
дыханием священное пламя, совершали на походных алтарях возлияния хаомой
из плоских сосудов, на лугах, по стародавнему обычаю, варилось в трехногих
бронзовых котлах мясо культовых животных.
После долгих заклинаний и сытной еды царь устроил отрядам смотр.
Надо проверить, у всех ли отточены мечи, секиры, наконечники копий,
достаточно ли у лучников стрел, у пращников - каменных шаров, крепки ли
щиты и чешуйчатые панцири, добротна ли одежда и обувь.
Он и сам принарядился по случаю смотра: натянул поверх серого
персидского хитона пурпурный лидийский, перекинул через плечо, по мадскому
обычаю, желтую, с черными цветами, шкуру леопарда.
Вспомнил, должно быть, наконец, что перс он далеко не чистокровный,
что по матери он - мад, ибо Мандана была дочерью Иштувегу. И не только
мад, а и сфардец, ибо матерью Манданы была Арианна, дочь лидийского царя
Алиатта. Алиатту наследовал Крез; значит, Иштувегу, Креза и Куруша
связывало кровное родство. Хороши родичи.
Царь царей взгромоздился вместе с приближенными на вершину крутого
бархана, а внизу, по лощине, сверкая медью доспехов, проходили войска.
Внуку Чишпиша поднесли золотую чашу с освященным вином. Он нахмурился и
отстранил чашу.
- Я хочу крови!
- Хайра-а-а! - рявкнули конники и пехотинцы и с грохотом ударили
копьями о щиты. Заревели трубы. Загудели барабаны. Губы царя
подергивались. Растроганный он шептал со слезами на глазах:
- О мой народ... мой народ!
"Неужели он впрямь уверен, что любит свой народ? - удивился Утана.
Ненавистен был торговцу взрыв воинственных кличей. - Что же, выходит, для
блага персов ты гонишь их на убой? Твой народ... Скажи лучше: "Я!". "Я!" -
звучит в твоих высоких словах "мой народ". Не ради одураченных и
охмуренных пахарей, которым до отвала хватило бы и своей земли, своего
добра, затеял ты этот поход, а ради того, чтобы потешить собственное
тщеславие.
Тут он поймал себя на несообразности родившихся у него чистых мыслей
с его не очень-то чистой жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67