Зачем мне
половина государства, если я могу захватить его целиком? Зачем мне его
деньги, если их у меня и так много? А жениться на одной или сразу на обеих
дочерях Дария я могу и без его разрешения, - ведь они у меня в обозе..."
"Да, Александр умен, смел и прозорлив, - сокрушенно подумал старый
полководец. - Он в тысячу раз умней дряхлого осла Пармениона".
Вывод отнюдь не утешил белоголового македонца; напротив, возмутил,
вызвал в его завистливой душе волну сопротивления.
- Наш светлый повелитель, чтоб ему пропасть, совсем обнаглел, -
сказал старик сыну, когда они спустились с бугра и зашагали к лагерю.
Филота молча кивнул. - От успехов, которыми он обязан тебе и мне, -
продолжал Парменион, - у него закружилась голова. Он, кажется, и впрямь
вообразил себя сыном бога Аммона.
Филота снова кивнул. Он обожал родителя и всегда с ним соглашался.
- Не пора ли обломать ему божественные рога? - прошептал Парменион и
покосился на людей, лежащих у костров.
- Что же... - прохрипел Филота. - Среди воинов много недовольных. Все
устали от похода, которому, Аполлон свидетель, не видно конца. Ночью - в
шатер, удар, другой, и... - Филота растопырил толстые мохнатые пальцы,
затем быстро сжал их в огромный кулак и вскинул кверху, как бы встряхивая
за волосы отрубленную голову.
У царского шатра они увидели главных телохранителей Александра:
худого, жилистого Фердикку и черноглазого красавца Птолемайоса Лага.
Фердикка глядел на отца и сына с откровенной неприязнью, а жизнерадостный
Птолемайос Лаг весело скалил зубы и отстукивал на рукояти меча танец
метонских рыбачек.
Вечером, после короткого военного совета, Александр остался в шатре
один. Он растянулся на мягком ковре, преподнесенном жителями Гордия, того
самого Гордия, где ему показали узел, стянутый на дышле колесницы древним
царем фригийцев. Тот, кто развяжет узел, - говорило предание, - овладеет
всей Азией. Сын Филиппа, не долго думая, разрубил его мечом. Воспоминание
об этом случае развеселило царя. Да, меч - вот ключ к варварской стране!
Александр закинул за голову тонкие жилистые руки с крепкими ладонями и
улыбнулся.
Явился, тяжело ступая, молчаливый Фердикка. Менее корыстный, чем
свора прочих сподвижников царя, Фердикка, как всегда, был облачен в
глубокий хитон, опоясан потертым ремнем без всяких блях и побрякушек и,
будто нарочно, щеголял в стоптанных и неказистых сандалиях. Он казался на
вид тупым и неотесанным, и только Александр знал, как умен и зорок его
первый телохранитель. Именно из-за ума и бескорыстия царь доверял
Фердикке, как себе. Такой не продаст. Фердикка презирает мелких людишек,
преследующий один другого из-за пустяковых страстей, важных только для них
самих. Он любит лишь Александра, ибо считает, что молодой царь, с его
размахом, не зря живет на свете, ему стоит помогать.
Ветер, поднявшийся после завтрака, трепал кисти шатра и надувал
полотнище, словно парус. От беспокойного пламени кедрового факела по
длинному, костлявому, носатому лицу Фердикки пробегали колеблющиеся
теневые пятна.
- Притащился грек из средней пехоты, - проворчал Фердикка. - Просится
к тебе.
- Зачем?
Фердикка пожевал ус, потом брезгливо сказал:
- Донос.
- О? - Александр приподнялся на локте и натянул на голую грудь
пестрое восточное покрывало. - Зови!
Показался Дракил. Его круглое, обрюзгшее, хитрое лицо так и лоснилось
от жира. Он сделал три шага вперед и совершил то, до чего не унизился бы
ни один грек или македонец, - опустился перед царем на колени. Это
понравилось потомку Филиппа. Он милостиво кивнул Дракилу:
- Рассказывай!
- Феаген, командир сорок четвертого малого отряда средней пехоты
греков, распространяет среди воинов ложные слухи о твоем величестве.
Говорят, будто отец твой не Филипп, будто ты (не смею вымолвить...)
родился от какого-то наемного фракийца. Он тебя назвал (страшно сказать!)
разбойником, а не сыном бога Аммона. И говорил много других непотребных
слов.
Дракил умолк и низко склонил свою лысую голову. Окруженная венцом
черных волос, лысина походила на вычищенное дно медного котла.
- Ты слышал Фердикка? - спросил царь у телохранителя.
- Да, - коротко ответил Фердикка.
- Волоки этого Феагена ко мне. А ты, как, тебя... Дракил? Ты скройся
за пологом и сиди, пока не позову.
Купец послушно спрятался. Лицо Александра не изменило выражения - он
беззаботно улыбался. Всю жизнь его окружали заговорщики. Царь вспомнил
Павсания, - знатный македонский юноша, которого никто не подозревал в
измене, на пиру неожиданно убил Филиппа. Спустя некоторое время полководец
Аттал едва не взбунтовал войска. Даже тогда, когда Александр, казалось,
водворил в Элане спокойствие, покорил Малую Азию и добрался до Сирийских
Ворот, мятежные Афины отправили послов к Дарию.
"Дети собак, - беззлобно выругался Александр про себя. Люди,
достойные презрения, не вызывали в нем гнева. - Чего они хотят? Зачем
напрасно жертвуют собою? Подобно мерзким ужам, извиваются они у меня под
ногами, бессильные даже укусить. И, словно ужи, издыхают, раздавленные
моей стопой. Неужели они полагают, что можно остановить меня-меня, сына
бога Аммона? - Македонец недоуменно пожал плечами. - Скопище червей... Я
уничтожал их и буду уничтожать..."
Он так верил в себя, в свое призвание и неуязвимость, что донос
Дракила даже рассмешил его, как рассмешили бы Геракла угрозы пятилетнего
ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90