Дремлют над неподвижной водой бассейнов
храмы из белоснежного, сверкающего на солнце мрамора. А звук все тянется -
спокойный, ленивый и мудрый, прерываясь лишь вздохами и неторопливым
речитативом.
И еще глубже погрузился в свой волшебный сон молодой царь, и увидел
молочные туманы, ползущие из ущелий, и голубые хребты, растворяющиеся во
мгле, и мрачные нагория, темные от тени, падающей на них от гигантских
облаков, и конские хвосты, развевающиеся на шестах у молчаливых каменных
гробниц, поставленных над студеными потоками, что гремят на широком ложе
из галечника.
Бесконечно пел жрец, и голос его, замирая от экстаза, напоминал
иногда дыхание ветра. Он звучал и там, и здесь, и повсюду, похожий то на
приглушенное рыдание, то на детскую жалобу; изредка томно звякали кимвалы,
и Александр витал все выше над миром, который постепенно таял и
превращался в белую пустоту. И вот все исчезло, остался только голос,
доносившийся неведомо откуда, протяжный, как время, и неуловимый, как сон.
Александр уже не чувствовал себя, развеялся в теплой пустоте. Сердце его
возликовало, и он заплакал от счастья.
Наутро, оставив в Кабуре гарнизон, Александр выступил в поход на
север.
Дорога вела сперва по неширокой приветливой долине, вдоль ласково
журчащей реки. Ярко светило солнце. В кустах шиповника, лоха и тамариска,
растущих по речным берегам, громко и звонко щебетали стаи птиц; издали
казалось, что где-то пересыпают из мешков в медные блюда груды серебряных
монет. Справа и слева возвышались округлые холмы, покрытые красиво
цветущим багрянником. Под ногой шуршали и хрустели густые поросли
трилистника. Воздух был необыкновенно чист и свеж, чудилось - его не
вдыхаешь, а пьешь, как холодное молоко.
Солдаты радовались мирному, благоухающему утру. Морщины на суровых
лицах сгладила улыбка. Беспечно ехали впереди войска разведчики из легкой
конницы. Добродушно мурлыкали себе под нос, сидя на могучих лошадях,
гетайры. Гоплиты сняли медные шлемы, теплый весенний ветер гладил их
огрубелые щеки, беззлобно трепал грязные волосы. Мягко покачивались на
одногорбых верблюдах лучники с Тигра. Шумной гурьбой шагали чубатые
фракийцы. Задорно щелкали бичами служители обоза. Кто-то ради забавы
выбрал в стаде, которое вели за войском, самого крупного буйвола, нацепил
ему на рога венок и погнал впереди. Это вызвало много смеха и шуток. Не
убавляя шага, люди наклонялись к земле, срывали алые тюльпаны и с
удивлением замечали, что их аромат подобен запаху красных роз.
Воинам припомнилась Эллада, и греки вздыхали счастливо и вместе с тем
грустно. У Феагена даже слезы выступили на глазах. Весна пробудила в нем
тоску по волам, по золотистой греческой земле, взрыхленной лемехом плуга.
Ладони марафонца истосковались по доброй человеческой работе. Он оглянулся
вокруг и почувствовал, как нелепо то, что он, труженик, плетется где-то
вдали от родины по цветущей чужой долине с оружием в руке. Торчащие кверху
пики так не вязались с ясной улыбкой природы, что Феаген ощутил стыд за
себя. Ему хотелось сломать свой дротик и бросить его в поток.
Постепенно холмы вздымались круче, покров густых трав уже разрывали
острые углы выступающих камней. Река зашумела громче, и ласка в ее голосе
сменилась недобрым ворчанием. По берегам там и сям начали попадаться
валуны величиной с барана. Долина сузилась и помрачнела. Тень от скал
падала на лица воинов и гасила радость в их глазах.
На закате солнца отряды остановились и разбили лагерь на речном
берегу, поближе к воде. Утолив голод, воины залегли у погасших костров, но
долго не могли заснуть. Наступил час, когда разговоры стихают и человек
остается наедине со своей душой. В горах было нестерпимо тихо. В
сине-черном прозрачном небе, от которого веяло холодом неведомых миров,
невыносимо ярко сверкали южные звезды. И чем больше глядел на них человек,
тем сумрачней становилось у него на душе.
Что такое небо, звезды и земля? Для чего они существуют? Откуда и
куда все это движется? В темный разум людей проникало смутное ощущение
бесконечного, их постепенно охватывал ужас перед неразрешимой для них
загадкой бытия. Всех начинало угнетать чувство обреченности. У слабых
стыла от страха кровь; они со стоном падали ниц и жалобно молились богу.
Пылкие, чтобы заглушить этот страх, яростно вскакивали с мест, опять
разжигали костры и жадно, до умопомрачения пили вино. Даже сильный
печально опускал голову и неподвижно сидел у огня, не понимая, отчего ему
так тяжело.
Перейдя вброд Кофен, войско отправилось утром вверх по реке Пяти
Львов на северо-восток. Чем выше поднимались отряды, тем угрюмей
становилась природа. Вместо пологих бугров по сторонам уже чернели хмурые
зубчатые утесы. Река ревела, воинам приходилось кричать, чтобы услышать
друг друга. Под напором воды, бегущей вниз со скорость, почти неуловимой
для ока, дрожали и гудели огромные глыбы известняка. Из темного ущелья,
куда войско ползло, как сказочный змей в пещеру, навстречу македонцам
полетела клочьями сырая мгла. Солнце исчезло. Продрогшие люди, страшась
неведомой опасности, крепче сжимали копья.
Стены ущелья подвинулись так близко, что тропа на левом берегу
оборвалась и продолжалась уже на правом. Воины передового отряда
остановились. Великий Змей, который минуту назад, извиваясь и поблескивая
чешуей панцирей и щитов, медленно двигался по тропе, замер над потоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90