Ваши законы справедливы. Ваши поступки достойны похвал. Вы
удивительно трудолюбивый, умелый и мудрый народ. Боги наградили вас
великими знаниями.
Я из всех согдийцев, как говорится, самый "сырой", коренной, твердый
согдиец, и мне дороже всего наше, согдийское. Но я не слеп и не глуп, я
признаю и принимаю все, что есть хорошего у других народов. Если кочевые
массагеты стреляют из луков лучше, чем согдийцы, я откровенно говорю: "Они
стреляют лучше нас". Если песни хорезмийцев красивей наших, я смело
говорю: "Да у них песни красивей". И любой согдиец, если у него на плечах
голова, а не тыква, согласится со мной, ибо то, что я утверждаю, - это
сама истина. Только дурак, никчемный чурбан, который не видит дальше
своего носа, станет утверждать, что медный нож крепче железного или
глинобитная хижина долговечней каменного дома.
И я прямо говорю - вы, юнаны, выше нас по мастерству и знаниям. Наши
гончары, кузнецы, каменотесы, оружейники, ювелиры и люди, расписывающие
стены дворцов, и те, кто изготовляет идолов, многому научились у ваших
гончаров, кузнецов, строителей и ваятелей, и от этого сосуды, мечи,
монеты, которые теперь изготовляют согдийцы, стали не хуже, а лучше.
Может быть, и вы чему-нибудь научились у нас. Например, ловко сидеть
на коне, носить удобную для верховой езды одежду, метко стрелять из луков,
рыть каналы и орошать поля водой из реки, быстро лечить раны, распознавать
опасные ядовитые растения и даже пить крепкое вино, но разговор сейчас не
об этом. Разговор о том, что я, согдиец Спантамано, полюбил ваш народ. Я
полюбил дивные предания вашего слепого певца, о котором ты мне
рассказывал. Его, кажется, звали Омар?
- Гомер, - поправил согдийца Паллант, со вниманием слушавший речь
друга.
- Да, Омар, - повторил Спантамано без смущения. - И полюбил ваших
мудрецов Шухрата и Афлатона, хотя еще плохо понимаю их учение.
- Сократа и Платона, - снова поправил его грек.
- Ты не обижайся, для моего языка так легче. И я полюбил те
празднества, когда вы поете и танцуете с площади, называемой "театр",
случаи из жизни богов и людей. Все это очень хорошо. Придет время, и у нас
тоже будут свои Омары, свои Шухраты, свои "театры" и свои мастера, равные
по знаниям и умению вашим мастерам. Ты слушаешь меня, Паллант?
- Да, Спитамен.
- Итак, я полюбил ваш народ и не думал, что придет день, когда юнан
станет врагом согдийца. Но... - Спантамано тяжело вздохнул, - но время это
наступило, дорогой Паллант. Искендер Зулькарнейн переправился через Вахш
(вы называете его Оксом) и продвигается к Мараканде. Скоро он будет здесь.
Юнанов, как сообщили мне разведчики, около сорока тысяч, они закованы с
головы до пят в толстую, непробиваемую бронзу. А у нас редко у кого
найдешь даже кожаный панцирь. Юнаны вооружены длинными пиками и железными
мечами, согдийцы - медными кинжалами. Юнаны владеют искусством боевого
построения, мы сражаемся беспорядочной толпой. Перевес на их стороне. И
если начнется война...
- Нет, Спитамен! - Взволнованный Паллант вскочил с места и обнял
согдийца. - Война не начнется. Александр круто расправился с персами, но
они, как знаешь ты сам, заслужили и более жесткого наказания. Александр не
какой-нибудь варвар из рода Ахеменидов. Его, как мне известно, воспитывал
Аристотель, ученик Платона. Сын Филиппа родился, чтобы освободить народы
от ига персов и всюду водворить мир и благоденствие. В этом его призвание.
Он послан на землю самими богами. И я сожалею, что ты думаешь о нем плохо.
В Мараканде еще много персов. Александр довершит их разгром и вернется на
родину. Побратаются два таких мудрых и великих народа, как ваш и наш;
Эллада и Согдиана станут двумя дружественными государствами, и от этого
союза будет польза и вам, и грекам. Туда и обратно пойдут богатые
караваны. Греки многому научат вас, и вы многому научите греков. Наступают
славные времена, Спитамен, славные времена! Я радуюсь новостям, как
ребенок, и хочу, чтобы и ты радовался со мной, мой дорогой Спитамен, мой
друг, ближе которого для меня нет никого во всей Согдиане!
Он схватил Спантамано за руки и, гордо откинув красивую голову, долго
смотрел прямо в синие глаза согдийца. И под этим сияющим взглядом лицо
Спантамано постепенно прояснилось. Складка меду круто вскинутыми бровями
разгладилась. С резко очерченных губ исчезла холодная усмешка. Спантамано
широко и ласково улыбнулся. Он опять вздохнул - на этот раз с тем глубоким
облегчением, каким вздыхает пастух после трудной, но удачной переправы
через бурный горный поток.
- Ты никогда не обманывал меня, Паллант, - сказал Спантамано мягко. -
Что бы ты ни сказал, все сбывается. Поэтому я верю тебе и сейчас. Пусть
тебе и твоим близким будет благо. Ты укрепил мой дух, и я теперь знаю, что
мне делать. Прощай, мне надо спешить в Мараканду. Мы еще увидимся. И наша
новая встреча будет, наверное, не такой, как сегодня. Возможно, -
Спантамано наклонился к уху Палланта, - я скоро стану царем Согдианы.
Когда он направился к выходу, перед ним, перебежав двор, остановилась
гречанка лет пятнадцати в белой короткой тунике. Ух, какая чернушка! Кожа
- смуглая до темно-бронзового оттенка, волосы - блестящие, будто их
смазали маслом, широко разросшиеся брови, чуть вздернутый, немного
припухлый нос, алые губы крупного, но красивого рта, тоненькое, маленькое,
ладно скроенное тело, - где, дай Охрамазда памяти, видел Спантамано эту
девушку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90