Несмотря
на побоище, учиненное гетайрами в ущелье, узрушаны опять взялись за оружие
и уничтожили греческие отряды, оставленные царем в селениях, расположенных
по дороге из Мараканды в Киресхату. Путь на юг в Согдиану был отрезан.
Наемники добрались до лагеря перед закатом солнца. А ночью, когда
войско, кроме дозорных, отдыхало, мятежники напали на все семь городов,
занятых сыном бога Аммона. Поддержанные местными жителями изнутри,
повстанцы стали избивать спящих македонцев. Узрушан отогнали, но с тех пор
ни одной ночи не проходило спокойно. Горцы то собирались на холмах и
обстреливали войско Александра из луков, то подползали к угасающим кострам
и резали задремавших пехотинцев, то перехватывали разведчиков и гонцов.
На правой стороне Яксарта, напротив Газы и Киресхаты, скапливались
всадники в необыкновенно высоких шапках из войлока.
- Это тоже узрушаны? - спросил Александр у вызванных к нему трех
старых туземцев.
- Нет, - ответил один. - То саки-тиграхауда.
- Яксарты, - добавил второй.
- Сарты, - отозвался третий.
- Значит там три народа?
- Один. Он только по-разному называется. И все из-за своих шапок.
"Тиграхауда" - это "стрела-шапка". "Яксарт" - "один головастый". "Сарт" -
просто "головастый".
- На каком языке говорят?
- По-нашему говорят.
- Скифы, одним словом, - усмехнулся Александр. - Зачем же они
собираются?
Старики промолчали. Путь на север, в Шаш, был отрезан.
Через три дня Газа подверглась стремительному нападению, но совсем с
другой стороны, из степей, лежащих на западе.
Неизвестные всадники убили несколько воинов, бродивших за городом, и
угнали четыреста македонских коней. Их следы уводили в знойную, безводную
пустыню, и гетайры, высланные в погоню, повернули обратно.
- А эти какого племени? - спросил Александр старых туземцев.
- Саки тиай-тара-дайра, - сказал один старик.
- Апасаки, - добавил второй.
- Речные люди, - отозвался третий.
- На каком языке они изъясняются?
- На нашем.
- Скифы, короче говоря.
Александр опять усмехнулся. Путь на запад был отрезан. И это как
будто радовало царя.
На следующий день азиаты нагрянули с востока. Они с криком окружили
Киресхату и забросали тростниковые крыши домов горящими стрелами. Вспыхнул
пожар. Отбив стадо быков, наездники исчезли в песках и болотах.
- Какое племя приходило сегодня? - снова обратился Александр к
старикам, показав им четырехугольную черную шапочку, расшитую цветами
миндаля.
- Фергана! - ответили старики в один голос.
- На каком языке говорят?
- По-нашему говорят!
- Скифы! - Александр покачал головой. Путь на восток был отрезан. -
Кажется, все скифы, сколько ни есть, поднимаются против меня. Их кто-то
подстрекает. Не брат ли мой Спитамен?
И Александр не ошибся. Наутро из Мараканды прискакал гонец. Он был
весь оборван, избит и окровавлен.
- Горе, Искендер. - Посланец ввалился в шатер царя и от волнения
забыл преклонить колени. - Спантамано поднял мятеж и осадил Мараканду.
Восстала вся Согдиана.
Известие о мятеже Спантамано пробило толстую скорлупу, которой
обросло сердце македонского царя. Сила, накопившаяся за дни бездействия,
бурно вырвалась наружу. Бледный, но быстрый и готовый на все, предстал
Александр на холме перед войском, собравшимся, как все понимали, для
последнего важного разговора. Сегодня должна была решиться судьба десятков
тысяч людей. И каждый твердил про себя: "Хватит! Домой! Пусть только
безумец попытается принудить нас к продолжению похода..." Воины задорно
перекликались и стучали копьями о щиты, показывая, что им никто не страшен
и они сумеют за себя постоять.
- Тихо! - Заревел Фердикка. - Слушайте Александра!..
Гам прекратился; безмолвие нарушали только монотонный шум реки да
фыркание стреноженных коней, пасущихся на лугу с бурой иссохшей травой.
- Братья! - произнес Александр громко и проникновенно. Воины
растерянно переглянулись. Царь давно не называл их братьями. - Настало
время открыто сказать обо всем, что томит сердца, не так ли?
Он говорил мягко, спокойно, размеренно. Его прямота (они ожидали
уверток) и ласковый голос (они ожидали угроз) смутили присутствующих.
Люди, настроенные миг назад свирепо и непримиримо, разинули рты, словно
зачарованные.
- Мы прошли вместе немало дорог, видели немало бед, - продолжал царь.
- Лишения, которые выпали на долю каждого, сроднили нас навсегда. И любой
вправе громко и откровенно изложить здесь то, что он думает. Клянусь
Дикой, богиней правды, я ничего не утаю на дне сердца. И вас, братья,
прошу выступить на этом холме также прямо, честно и смело. Обещаете,
македонцы, эллины и фракийцы, говорить только истину?
- Да! - закричали воины хором.
- Хорошо. Так слушайте. Многие македонцы, эллины и фракийцы не любят
царя. Не так ли? Так. Почему же? Пусть любой, не страшась наказания,
выйдет сюда и на глазах у всех ответит на мой вопрос. Клянусь Фемидой,
охранительницей клятв, - ни один волос не упадет с головы этого человека
по моей воле!
Никто не шевелился. Если бы Александр начал с упреков, они вызвали бы
в людях раздражение. А раздражение делает и робкого храбрым. И они не
знали, как им теперь поступить. Руки, незадолго до того дерзко стучавшие
пиками о щиты, так ослабли от волнения, что едва держали эти пики.
Но вот к возвышению протолкался пращник. Дракил, отиравшийся недалеко
от холма, узнал Феагена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90