После попойки, закончившейся крупной ссорой с командиром подлодки Рейнером, у гестаповца все еще шумело в голове. Но, докладывая, он, как всегда, был чисто выбрит и подтянут. Правда, трижды он запнулся — забыл кличку нового агента-власовца, и трижды бросал на него строгие взгляды Реттгер.
Дослушав доклад до конца, штандартенфюрер приказал:
— Обоих русских — капитана и ученого — немедленно доставить ко мне!
— Слушаюсь, господин штандартенфюрер!
Хенке четко повернулся и вышел. Тут же, из канцелярии штандартенфюрера, он позвонил в гестапо помощнику Штурцу:
— Русских — капитана и ученого — немедленно к господину штандартенфюреру!… Что, что?! Только ученый?… А капитан?… Как отправили, он же был в карцере?! Я сам приказал?… В вашем присутствии?… — Хенке был ошеломлен: «Это все из-за проклятого Рейнера!» — Тогда давайте быстрее ученого! А за капитаном пошлите в лагерь. Срочно, на машине!… Надеть на него наручники!… Да, да, я буду ждать!…
Спустя несколько минут по этому же телефону позвонил Штурц и пригласил для разговора Хенке. Выслушав Штурца, Хенке побледнел.
— Плохо дело, Штурц! Но что будет, то будет! Ожидаю ученого. Давай быстрее!… Уже выехал? Хорошо… Что еще такое? Исчез охранник Граббе?… Ну его к черту, это потом! Сейчас не до него…
В кабинете Реттгера Хенке дрожащим голосом доложил:
— Господин штандартенфюрер! Одного русского — капитана — в мое отсутствие отправили в славянский сектор…
— Это еще что за новые порядки?! — рассердился Реттгер. — Вы же знаете, что таких пленных надо предварительно показывать мне! Немедленно доставить его из лагеря сюда!
— Это уже невозможно, господин штандартенфюрер!
— Как невозможно? В чем дело?
— Сразу по прибытии в лагерь капитану стало плохо, и его отправили в ревир. Там он ночью и умер. Старик был слаб и не выдержал.
Реттгер в бешенстве вскочил с места.
— Это же коммунист! Его надо было вздернуть на виселице!
— Он беспартийный, господин штандартенфюрер! Был капитаном еще при царе.
— Ну, значит, он беспартийный большевик. Так числятся в России такие люди, раз он капитан… Ну, черт с ним!… А где ученый?! Он жив, надеюсь?! Он мне важнее! И если что случилось с ним…
— Ученый уже доставлен, господин штандартенфюрер!
— Давай его сюда! И чтобы такого самоуправства больше не было, черт вас дери! Сейчас же представьте мне рапорт о случившемся!… Подите вон!
Хенке выскочил из кабинета бледный, перепуганный.
5
Обстановка в кабинете главного управителя острова, штандартенфюрера Реттгера, была суровой. Несколько простых стульев и два деревянных кресла у широкого письменного стола — вот и все. Единственным предметом роскоши, резко бросавшимся в глаза, был чернильный прибор Реттгера. Но было ясно, что стоял он на столе не для практических надобностей и не как украшение, а как символ.
В центре большой малахитовой доски, обрамленной по краям невысоким золотым парапетом, между хрустальных чернильниц в золотой оправе и с золотыми крышками возвышался на черном коне тяжелый рыцарь в золотых доспехах и с золотым оружием. Забрало его можно было открывать и закрывать, а на щите и на плаще рыцаря чернел крест тевтонского ордена. Множество разнокалиберных карандашей и ручек лежало по сторонам от чернильниц, на лесенках из перекрещивающегося золотого рыцарского оружия.
Сейчас штандартенфюрер Реттгер, еще не остывший от гнева, невнимательно слушал окончательно протрезвевшего оберштурмфюрера Хенке. Ничего путного о Рынине Хенке сказать не смог. Не дослушав до конца, Реттгер взялся за телефон.
— Инженер Штейн? Да, это я. Вам знакомо имя советского ученого Рынина?… Так… Даже встречались с ним на международных конференциях?… Так… Дальше… Очень крупный специалист? Консультант по подземным сооружениям?… Так-так-так!… Дальше… Ну, ну!… Очень интересно!… И труды его читали?… А он вас не знает?… Жаль… Все?… Благодарю!…
Реттгер бросил трубку на рычаг и повернулся к Хенке.
— Рынин — это важный трофей. Прошу относиться к нему вежливо. Не трогать. Введите его ко мне!
— Слушаюсь, господин штандартенфюрер!
Хенке четко повернулся и направился к двери, но Реттгер остановил его:
— Еще одно! Напишите мне рапорт об этом нашем агенте, бывшем на советском судне.
— Слушаюсь.
Через несколько минут конвойные ввели Рынина в кабинет Реттгера.
— Выйдите отсюда! — приказал Реттгер конвоирам. — А вы, доктор Рынин, проходите ближе и садитесь.
Рынин молча прошел к столу и сел в кресло. Кисти рук, с которых только что были сняты тесные наручники, ныли, и он стал растирать их, стараясь разогнать уже образовавшиеся отеки.
Реттгер несколько минут разглядывал Рынина, затем спросил:
— Как попали вы на судно? Куда вы направлялись?
— Это что — вопрос или допрос?
— И то и другое, доктор. Вы наш пленник.
— Я не военный.
— Это ничего не значит. Вам положено отвечать…
— У меня нет привычки, полковник, рассказывать посторонним о своих личных переездах.
— А вы, оказывается, разбираетесь в воинских знаках различия?
— Это не сложно освоить в военное время. И даже неизбежно, хотя бы и не было к тому желания.
— А все же — куда вы направлялись? — вернулся Реттгер к интересовавшему его вопросу.
— Повторяю: отвечать не хочу. Это мое личное дело.
Реттгер нахмурился.
— А вы, доктор, оказывается, строитель? Консультант по подземным сооружениям? Может быть, с этим и была связана ваша поездка?
Рынин промолчал. Подумал, откуда этот гестаповец так быстро мог узнать то, о чем на судне знали только Шерстнев и Борщенко? Странно. Очень странно…
— Что же вы молчите, доктор Рынин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92